– О, так вы Дэвон! Сын старого Джека Дэвона, верно? Ну не странная ли это вещь? Я что-то заметил в вас, когда вы вошли. Даже сказал себе, что видел вас раньше. И вроде бы встретил старого Джека Дэвона, которого уже нет с нами столько лет. Эй! Как бежит время! Да, Уилльямс просил вас уступить мне эту землю. Здесь, в Уэст-Лондоне, у меня много собственности. Но едва ли найдется место для жирного человека, чтобы расставить локти, так быстро строится этот город. Я тоскую по той земле за холмами. Мы со стариком Джеком Дэвоном любили там жарить форель на костре, так что я все знаю о вашем участке, сынок!

Дэвон кивнул:

– Дело в том, что я знаю, как сильно вы желаете заполучить эту землю, и как только вышла небольшая задержка с бумагами, вы тут же решили убрать меня с дороги.

– Убить, хотите сказать? Ликвидировать? – уточнил толстяк, не прерывая еды.

– Да, именно так.

Берчард, выражая неодобрение, прокудахтал:

– Откуда вы это взяли?

– Так мне объяснили с помощью большого кольта, – пояснил Дэвон. – А к таким вещам большинство людей относится серьезно.

– Да нет же! – бесстрастным тоном отмахнулся Берчард. – Как-то в баре я видел шестнадцать человек с поднятыми над головой руками. И каждый из этих шестнадцати потом клялся, что человек с кольтом целился прямо в него. – Он тихо рассмеялся.

– Итак, что, если мы вернемся к моему маленькому делу? – произнес Дэвон более твердым голосом.

– Да-да, вернемся. Так почему это я должен хотеть убить вас из-за вашей земли, сынок? Я не занимаюсь убийствами. Мне это просто не надо. Если дело дойдет до перестрелки, то меня очень много – я представляю собой удобную мишень.

– Ладно, покончим с этим, – предложил Дэвон. – Я не хотел давать делу ход, но, с другой стороны, не хотелось бы иметь о вас неправильное представление.

– Вот это верно! – согласился толстяк. – Я всегда предпочитал лошадь, которая брыкается по утрам, зато весь день ведет себя спокойно. Вот теперь вы пришли, поговорили со мной, представились, прямо как бы от вашего отца… Знаете, что я вам скажу? Любой человек рассмеялся бы, если бы услышал, что о Лэсе Берчарде говорят такие вещи. Вы хотя бы можете мне сказать, кто заронил в вашу голову подобную мысль?

– Этого я не могу сказать.

– А почему?

– Потому что если он врет, а я надеюсь, что это так и есть, то через самое короткое время я узнаю об этом. А если не врет, его убьют за то, что он сказал мне.

– Ну-ну! – промямлил толстяк. – Это верно, верно! Но теперь надо все логично обдумать. Ты, может быть, хочешь заняться законом? – И он посмотрел на юношу с нескрываемым восхищением.

Дэвон встал и покачал головой:

– Я занимался медициной.

– Хорошая профессия, очень хорошая профессия! – похвалил его Берчард. – Я тоже один раз был у доктора, когда заболел живот. И что, ты думаешь, он мне сказал? Ничего не есть пять дней! Я послушался его, и это помогло. Больше того, я с тех пор не раз постился ради того, чтобы как следует поесть в первый раз после этого. Тебе надо идти, сынок? И даже не выпьешь чашечку кофе?

– Мне пора, – сказал Дэвон. – Мне кажется, мы стали друзьями, Берчард.

– Ну да, и твой отец был моим другом еще до тебя.

Рука игрока потонула в мягком, влажном рукопожатии Берчарда, и все-таки под этим мясом чувствовалась сила.

– До свидания, Берчард!

– Пока, доктор!

– Я оказался на распутье и занялся картами…

Берчард рассмеялся так, что затряслись его жирные бока:

– Ну, тогда успеха тебе в картах, но только не в моем игорном доме.

– Благодарю. Но прежде, чем я уйду, скажу вам, что хочу кое в чем разобраться. Если найду что-нибудь против вас, приду сюда и скажу вам это прямо в лицо. Идет?

– Конечно идет. Если хочешь поставить на мне клеймо, то делай это при дневном свете. – Берчард махнул своей розовой ладонью.