Сыновья волка - Барбара Мертц

Женщины смотрели на меня, как будто я была сама ярость с крыльями летучей мыши. Я таковой себя и ощущала. Даже ярость, в которую меня вгоняла бабушка своими выходками, не шла в сравнение с тем, что я сейчас чувствовала. Когда я наконец смогла говорить, голос мой звучал как чужой.

– Растение на столике мисс Ады. Что это?

Две служанки помоложе осели, как тряпичные куклы, брошенные на пол детской рукой. Кухарка была сделана из более прочного материала, но на ее лице обычная сдержанность тоже сменилась выражением, похожим на чувство, которое испытывали молодые. А они явно испытывали огромное облегчение.

– Оберег святого Джона, мисс, – выдохнул:

Мэри, – это... это для... чтобы охранять...

– В Италии используют чеснок. – У меня вдруг возникли смутные детские воспоминания. Женщины тупо смотрели, не понимая. – Зачем вы рассказываете эти вздорные истории? Сейчас в Англии девятнадцатый век, и вы не в развалинах замка на Балканах. Я еще могу понять этих глупых девушек, но вы, миссис Беннетт... Вы-то должны понимать. Вам не стыдно? Ваши нелепые суеверия сами по себе уже дурны, но такое жестокое отношение к человеку, который так печально наказан Провидением...

– А! Провидение!.. – Миссис Беннетт облизала пересохшие губы. – Мисс, я сожалею, что вы услышали. Вы знаете, я пыталась...

– Да, знаю. И приму это во внимание, когда буду рассказывать мистеру Вольфсону.

Тут у Мэри вырвался крик, негромкий, но полный такого ужаса, что заставил меня сделать шаг назад.

– О нет, нет, не говорите ничего, мисс! Прошу вас, вы не должны этого делать...

И вдруг она, бросившись вперед, прежде чем я успела остановить ее, тяжело опустилась передо мной на колени, ловя мою руку.

– О, мисс, прошу вас, умоляю...

Сначала я потеряла дар речи. А когда опомнилась, попыталась прервать это бессвязное жалостливое лепетание. Но ее ничто не могло успокоить, кроме слов, которых она ждала.

– Ладно. Обещаю, что не скажу ему. А теперь успокойся.

– Бог благословит вас, мисс.

– Неужели вы так испугались? – спросила я, подавляя гнев. – Потерять ваше место так много значит для вас?

– Потерять что, мисс?

Я вдруг осознала, какая пропасть разделяет меня и этих женщин.

– Что он может с вами сделать, по вашему мнению?

– Он отомстит, – вдруг сказала миссис Беннетт, – причинит вред.

– Тогда зачем вы здесь? – Я повернулась к ней, как к более понятливому оппоненту. – Если вы так его боитесь, зачем вы живете в его доме?

Рот ее сложился в упрямую линию.

– Когда он говорит: «Иди сюда», лучше повиноваться. Потому что можно дорого заплатить. Я не боюсь, мисс, я верная христианка, и зло не сможет побороться против...

– Замолчи!

Она отшатнулась от меня:

– Вы пообещали, что не скажете!

– Не скажу. Но если еще раз услышу подобные речи, если до мисс Ады дойдет хоть слово...

– Нет, мисс, она не услышит. Мы и вам бы не сказали, но...

Я повернулась, чтобы уйти, но внезапная мысль пришла мне в голову.

– Эти невежественные россказни, наверно, распространены по всему округу, дошли даже до Миддлхема. Вот почему Доддс дал мне такое же...

– Все знают, – угрюмо сказала Мэри.

– И он слышал? – продолжала я делать неприятные открытия. – Мистер Вольфсон знает, что о нем говорят?

– Он не любит замечать, – уточнила миссис Беннетт, – но он знает.

– И что он говорит?

– Ничего. Он смеется.