Дитя любви - Карен Робардс

Она превратилась в ничто, а точнее – в ничтожество. Лайл безжалостно отнял у нее индивидуальность, так же, как когда-то приказал служанке нью-йоркского отеля, в котором они остановились, выбросить ее одежду. А затем он просто вызвал продавщицу из лучшего магазина, чтобы та подобрала для Мэгги полный гардероб, и Мэгги, несмотря на досаду, вызванную таким произволом, вынуждена была признать, что в новых нарядах выглядит великолепно. Чуть позже она с горечью поняла, что душа приспосабливается к новой оболочке куда труднее, чем тело. Как это ни удивительно, но оказалось, что она дорожила теми качествами своего характера, которые теперь так бесцеремонно подавлялись, а осознание того, что Лайл вообще не находит нужным хоть-как-то считаться с ней, было для нее болезненным и сильным ударом.

И все же двенадцать лет назад она была еще слишком молода, слишком многого ей хотелось, слишком ослепительным казалось ей такое невероятное превращение из Золушки в принцессу, чтобы отношение к ней и поступки Лайла вызвали негодование. Ведь когда-то она была бедна, а сейчас вдруг стала так сказочно богата! Не надо думать, чем заплатить за жилье, не надо беспокоиться, на что купить поесть, – одним словом, деньги больше не проблема. Их было много, очень много. Горы денег внезапно отгородили ее от печальной и жестокой реальности мира, в котором она когда-то жила. Все заботы остались позади, в Другой жизни. У Лайла дома, автомобили, слуги, инвестиции… А значит, как у его жены у нее тоже все это есть. Столь внезапная перемена жизни ошеломила ее и мешала теперь видеть вещи в истинном свете. Как добрый принц из сказки, Лайл спас ее, и она была благодарна. И, если принц требует, чтобы она превратилась в достойную его принцессу, что ж, это справедливо.

Однако превращение давалось ей с трудом. Она уже не имеет права гордиться примесью мексиканской крови, наоборот, ей прямо дали понять, что это надо скрывать, потому что так хочет муж. Ее отец – по словам Лайла, пьяница и никчемный человек – не должен появляться в Уиндермире, а в приличном обществе упоминать о нем и вовсе запрещалось. Выяснилось, что она не понимает, как надо одеваться, все эти джинсы и спортивные рубашки, а в особенности блестки и тому подобная мишура для нарядных платьев, неизменно служили предметом презрительных замечаний и насмешек; даже волосы ее были слишком пышными и длинными, и прическу пришлось изменить. Вскоре у Мэгги создалось впечатление, что, так же, как и волосы, ее постоянно подрезают и укладывают, как нужно, как того требуют правила, но, чувствуя, что Лайл прав, она не протестовала: ведь она недостойна быть его женой. Уже одно то, что он вообще женился на ней, расценивалось как чудо.

Впоследствии с горькой усмешкой Мэгги не раз думала, что и вправду произошло чудо, оно случилось, потому что она молилась Сент Джуду, прося помощи у покровителя несчастных и обездоленных, и – кто бы мог подумать! – буквально через несколько минут рядом остановилась шикарная тачка – «ягуар» цвета шампанского, и из него вышел Лайл. В ресторан «Хармони Инн», где она подрабатывала, он приходил регулярно, встречаясь за обедом с состоятельными бизнесменами, и официантки рассказывали ей, что он до неприличия богат. С ней он всегда обходился хорошо, давал щедрые чаевые, и она относилась к нему с симпатией. И когда, увидев, что она плачет, он остановился рядом и пригласил в свою машину, спрашивая, может ли чем-то помочь, она, ничего не соображая, забралась на роскошные лимонного цвета кожаные сиденья и, захлебываясь от рыданий, выложила ему все. То, что он предложил, ошеломило ее, и все же она не удивилась. Ну конечно, ведь она молилась Сент Джуду! А он известен тем, что творит чудеса, вот и послал доброго красивого мультимиллионера, который тут же захотел жениться на ней.