Дитя любви - Карен Робардс

Она почувствовала, что, если сейчас ей придется дотронуться до Ника или до другого мужчины, она потеряет сознание.

– Дай руль, – грубо сказала Мэгги. Он молча убрал руку. Не глядя на него, но чувствуя на себе его взгляд, она положила ладонь на то место, где только что лежала его рука, и принялась сосредоточенно вглядываться в берег. Ей было необходимо привести в порядок чувства, справиться с внезапно всплывшим кошмаром, загнать его обратно в небытие. Чтобы вновь осознать, что рядом Ник, ей нужно время…

Но времени не было. Он продолжал неотрывно смотреть на нее, и в его взгляде были ожидание и любопытство, даже отвернувшись, она чувствовала это. Он потребует объяснений, а она просто не с состоянии говорить о том, что случилось много лет назад, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.

Ее била дрожь, но не от холодного ночного воздуха. Слава Богу, дом тетушки Глории был прямо за поворотом реки, и они уже приближались к нему, – Магдалена… – впервые в его голосе послышалась неуверенность.

– Оставь. Я прошу, – резко бросила она.

– Я не хотел напугать тебя.

– Ты не напугал.

– Да нет же, напугал, и мы оба это знаем. Но почему?

– Я не желаю говорить на эту тему. – Она ответила зло, и, когда подняла на него глаза, в них тоже была злость. А он смотрел на нее так, как исследователь смотрит на объект своего исследования. Интересно, сколько ему потребуется времени, чтобы докопаться до правды? Он всегда был очень сообразительным во всем, что касалось его. И ее тоже.

Увидев, как он смотрит на нее, Мэгги взяла себя в руки. Она не готова к тому, что может произойти, даже если он только заподозрит, чем вызвана ее реакция.

– Просто не люблю, когда меня заставляют что-то делать силой, вот и все. Этот пещерный метод не для меня. – И Мэгги вздернула подбородок.

– Понятно, – мягко прозвучало в ответ, но по глазам Ника она видела, что он напряженно думает.

Ей стало неловко, и она вновь уставилась на воду. «Леди Дансер» находилась уже на повороте, и вдали показался дом тетушки Глории.

Это был маленький смешной домишко метрах в шести от берега. Первый этаж занимали гостиная, кухня и ванная, второй – две крошечные спальни. Все пять комнат были каким-то непонятным образом втиснуты в постройку, которая, вопреки законам архитектуры и симметрии, продолжала, тем не менее, довольно устойчиво существовать. Снаружи второй этаж выглядел больше первого, окна были самой причудливой формы – круглые, восьмиугольные, треугольные, квадратные – и располагались совершенно бессистемно. Создавалось впечатление, что, стоя перед чертежами, проектировщик собрал модельки всех видов окон, подбросил их и потом расположил окна там, где упали модельки. Сам дом был деревянным, его никогда не красили, и за долгие годы доски под воздействием ветра и дождя приобрели серебристо-серый оттенок. Крытая дранкой крыша круто вздымалась вверх, а черная неровно закрепленная металлическая труба как палец торчала под каким-то немыслимым углом. Кроме того, на случай подъема воды – а это происходило раз в год – дом был поднят над землей на сваях (сделанных из телеграфных столбов) метра на три. Как только Мэгги первый раз увидела этот дом, она тут же окрестила его «Домиком на курьих ножках», потому что в памяти неизменно всплывал стишок, который она очень любила в детстве:

Жил на свете хромоножка,

бегал, прыгал по дорожке.

А однажды этот Джонни

в покосившейся ступеньке денежку нашел.

Он купил себе кота, дыбом шерсть и без хвоста,

тот поймал глупышку-мышку,

и втроем в кривом домишке они стали поживать.

– Вот он, – сказала Мэгги, указывая на дом.

– Это?

Лодка приближалась к берегу, и Ник пристально вглядывался в очертания того, что в темноте напоминало скворечник. Когда из-за чахлых деревьев, сразу за грязным пляжем, на фоне ночного неба показался этот странный дом, глаза Ника широко раскрылись.