Правдивая ложь - Нора Робертс (2002)

Ева у бассейна. Ева потеет рядом с ней на тренажерах. Ева сидит на полу в ярком халате и строит с Брэндоном космопорт. Все эти образы промелькнули перед Джулией и обожгли глаза.

– Она была очень открыта, очень откровенна. Ей было важно, чтобы книга получилась подробной. И честной, – прошептала Джулия. – Она больше не хотела лжи.

– Вы имели возможность записывать беседы с ней и с близкими ей людьми?

– Да. Я работаю с записанными на диктофон интервью и заметками.

Линкольн вернулся к своему столу, приподнял коробку с кассетами.

– Вы узнаете копии интервью, которые вы брали с января этого года?

– Да, это мои наклейки.

– Я хотел бы предложить пленки суду в качестве вещественных доказательств.

– Ваша честь, штат возражает, – вскочил окружной прокурор. – Эти пленки содержат мнения и воспоминания покойной, ее личные наблюдения. И их подлинность не может быть подтверждена.

Джулия не обращала внимания на спор, кипящий вокруг нее. Она не видела смысла в предъявлении суду пленок. Полицейские прослушали оригиналы, и ничто из услышанного не повлияло на их мнение.

– Пленки не будут использованы на этих слушаниях, – заключил судья, – поскольку мистер Хэтуэй не может установить их прямое отношение к защите обвиняемой. Мое знакомство с мемуарами мисс Бенедикт лишь затуманит суть дела. Продолжайте.

– Мисс Саммерс, за время вашей работы вы получали какие-либо угрозы?

– Это были записки. Первую оставили у парадной двери гостевого дома.

– Эти записки вы получали?

Джулия взглянула на листочки в руках Линкольна.

– Да.

Линкольн спрашивал ее о реакции Евы на анонимки, о полете из Сосалито, о споре с Евой, о ее чувствах и о ее передвижениях в день убийства.

Она отвечала спокойно, четко, как он ее и инструктировал.

Затем к допросу приступил обвинитель:

– Мисс Саммерс, кто-либо присутствовал при получении вами этих посланий?

– Пол был со мной, когда я получила одну из записок в Лондоне.

– Он был с вами, когда ее вам вручили?

– Ее принесли в мой гостиничный номер вместе с заказанной едой.

– Но никто не видел, как она попала в отель и когда?

– Ее оставили на стойке портье.

– Понимаю. Значит, любой мог оставить ее там. Включая вас.

– Мог оставить любой. Я этого не делала.

– Мне трудно поверить, что кто-то может воспринять такие банальные фразы как угрозы.

– Даже банальное становится угрожающим, когда оно анонимно. Тем более что Ева делилась со мной взрывоопасной информацией.

– Ева, – повторил Уильямсон. – Давайте поговорим о Еве и взрывоопасной информации. Вы доверяли ей?

– Да.

– Вы полюбили ее?

– Да.

– И когда она призналась вам, что вы – ее внебрачный ребенок, вы были оскорблены и возмущены ее предательством?

– Да, – сказала Джулия и, не глядя на Линкольна, почувствовала, как он поморщился. – Я была ошеломлена. Мне было больно.

– В тот вечер вы использовали слово «манипулировала» – не так ли? Вы сказали, что Ева манипулировала вашей жизнью.

– Я так чувствовала. Я не помню, что сказала.

– Не помните?

– Не помню.

– Потому что ярость мешала вам думать?

– Протестую.

– Протест принимается.

– Вы были разгневаны?

– Да.

– Вы угрожали убить ее?

– Я не знаю.

– Вы не знаете? Мисс Саммерс, у вас часто возникает подобная проблема? Вы часто не можете вспомнить свои слова и поступки во время вспышек гнева?

– У меня не часто бывают вспышки гнева.

– Но бывают. Разве вы не напали на учительницу, наказавшую вашего сына?

– Ваша честь! Это неслыханно! – взвился Линкольн.

– Я просто уточняю темперамент обвиняемой, ваша честь. Ее предыдущие эмоциональные срывы.

– Протест отклоняется Обвиняемая ответит на вопрос.

Интересно, подумала Джулия, сможет ли она спустя годы найти в этом что-нибудь забавное.