Никому не говори… - Карен Робардс

— Знаешь, почему я не сказала еще в Чикаго, что не люблю собак? Потому что о собаках тогда речи не было! Если бы кое-кто, — с нажимом произнесла она, — сказал, что он хочет собаку, я бы так прямо и ответила, что терпеть не могу собак. Но никто этого не сказал. Ты просто привела собаку, и все.

Это было продолжением спора, который длился уже несколько дней. Может, Карли с большим вниманием отнеслась бы к жалобам Сандры, если бы та не бросила собачонке второй кусок ветчины. А затем, покосившись на своего главного союзника в борьбе с собакой, Сандра сунула кусочек и Хьюго, который следил за трапезой соперницы сначала с изумлением, а потом с явным негодованием.

— Очень мило, — с озорной искоркой в глазах заметила Карли. — Я вижу, ты любишь и Хьюго тоже.

Сандра сердито фыркнула и снова повернулась к холодильнику. Карли посмотрела на Энни, которая виляла хвостом и с надеждой следила за Сандрой. Собачонка еще не совсем освоилась с новой жизнью, прошло еще слишком мало времени. Карли не сомневалась, что все будет в порядке. Просто Энни все еще боялась незнакомых людей и сразу поджимала хвост, если кто-нибудь говорил с ней без ласковых ноток в голосе. Но собачка была доброй, всех любила, разумеется, кроме Хьюго, и, как казалось Карли, была благодарна за то, что ее избавили от тягот бродячей жизни.

Мысль о том, что собака может испытывать благодарность, заставляла Сандру насмешливо фыркать, но Карли все больше убеждалась, что Энни именно благодарна за дом, за еду, но главным образом — за любовь.

Она почти сразу отвезла Энни к ветеринару. Тот осмотрел собаку, сделал ей целую кучу уколов и примерно определил возраст — пять лет. Сказал, что она давно бродяжничает, но особых проблем со здоровьем, к счастью, нет. Истощена, однако при регулярном питании скоро поправится. Сравнительно недавно полученная рана — сильный порез на животе за передними лапами — затянулась, не воспалившись, и благодаря неустанному зализыванию уже заживала. Темное вещество, покрывавшее шкуру Энни, оказалось ее собственной кровью, сочившейся из пореза. Карли испугалась из-за столь обильного кровотечения, но засохшую корку удалось легко смыть, после чего мех Энни стал мягким, черным, слегка вьющимся. Шрам, похоже, ее совсем не беспокоил. После купания, расчесывания и активного выведения блох Энни стала совсем другой.

Хорошенькой. Во всяком случае, симпатичной.

— Хорошая девочка, — одобрительно сказала Карли, когда Энни спокойно уселась и принялась следить за Хьюго. Кот был более разборчив и сначала обнюхал свой кусочек со всех сторон, а потом съел на глазах у облизывавшейся собаки. Когда с ветчиной было покончено, глаза обоих животных тут же с надеждой устремились на Сандру, которая продолжала копаться в холодильнике.

Наконец негритянка выпрямилась и закрыла дверцу, не вынув оттуда ничего, кроме бутылки содовой.

Энни разочарованно понурилась, а Хьюго хлестнул хвостом, отвернулся и начат умываться.

Карли, обрадованная временно наступившим перемирием, решила его закрепить. Она взяла Энни на руки и поднесла ее к Хьюго.

— Видите? — сказала она обоим и протянула руку, чтобы погладить Хьюго, и одновременно поднесла Энни поближе, но недостаточно близко, чтобы кот мог дотянуться лапой до влажного черного собачьего носа. — Вы можете быть друзьями. Вам просто нужно…

Энни пронзительно залаяла. Хьюго зашипел и, сиганув со стойки, вылетел из кухни. Собака начала вырываться, явно желая пуститься в погоню, и не сделала этого лишь потому, что Карли крепко прижала ее к себе.

— Сомневаюсь, что они поладят, — заметила Сандра, уходя с кухни следом за Хьюго.

— А я нет! — в спину ей крикнула Карли.

Когда Карли закончила мыться в старомодной ванне на когтистых лапах, размеры которой искупали недостаток современных удобств, было около часу ночи. Она надела пижаму, в сопровождении стучавшей когтями Энни миновала закрытую дверь Сандры и вошла в свою спальню.