Мария берет меня под руку, и я вдруг понимаю, что все это происходит в действительности. Мы проходим через дворцовые покои, и придворные при виде нас расступаются – так, словно это похоронная, а не свадебная процессия. Некоторые отвешивают мне низкий поклон. Они знают, какую жертву я готовлюсь принести, и понимают, что воле Наполеона можно противопоставить лишь волю Божию. Наполеон теперь правит всем западным миром, от Рима до Нидерландов, и даже церковь над ним не властна. Я выхожу замуж за человека, отлученного от церкви, за императора, который развелся с первой женой без согласия Папы. А поскольку церковь его развод не благословила, то непонятно, какую роль буду исполнять при нем я. Отец говорит, Наполеон позволил Жозефине оставить себе титул. Стало быть, мы обе будем именоваться императрицами.

Мы выходим во двор, где меня дожидается небольшая молчаливая группа людей. Помимо отца и князя Меттерниха, здесь моя сестра Мария-Каролина, которая лишена дара речи, и самая младшая из моих сестер, шестилетняя Анна, у нее в руках ее плюшевый мишка, и она плачет, уткнувшись носом в его мех. Даже младшие братья здесь. У всех, кроме князя Меттерниха, лица мрачные. Если он поедет со мной во Францию, я никогда не стану ему доверять. Может, он и не сам устраивал этот брак, но когда-нибудь, завоевав доверие Наполеона, я упомяну ему имя Меттерниха, и император мне расскажет, что советник моего отца первым предложил ему мою кандидатуру. В этом у меня сомнений нет.

– Меттерних поедет с нами, – говорит отец. Он постарел, на лице – печать тяжелой утраты. – Князь хочет дать тебе один совет.

Я вслед за Марией сажусь в королевский экипаж, и Меттерних начинает с комплимента нам обеим.

– В такие трудные дни габсбургские женщины являют собой образец стойкости!

Его обращенная ко мне улыбка остается без ответа. Карета, покачиваясь, движется вперед, а я сухо произношу:

– Мне сказали, у вас есть для меня совет. Я готова его выслушать.

Отец не корит меня за грубость.

– Я знаю, что вы несчастны, – начинает Меттерних. – Никто в этой карете – да, наверное, и во всей Австрии – не желал бы, чтобы этот брак состоялся. Но при всех страданиях, причиненных нашему королевству, император Бонапарт сделал и кое-что хорошее.

Я поднимаю брови, и, не дождавшись моего ответа, он продолжает:

– Возьмем, к примеру, «Кодекс Наполеона». Император создал для своей страны единый свод гражданских законов. До Революции, что было законным в одном городе, могло оказаться вне закона в другом. Теперь же четкий свод законов действует для всей Франции. Он основывается на кодексе Юстиниана, составленном в шестом веке.

Отец кряхтит и смотрит в окно.

– Вы еще не сказали ей самого интересного, – вставляет Мария ледяным тоном. Голос у нее совершенно чужой. – Давайте, вы же понимаете, о чем я! О том, что «женщинам в наши дни требуется узда. А то, видите ли, ходят где хотят, делают что хотят. И что давать женщинам волю – это так не по-французски». Это ведь тоже часть «Кодекса Наполеона», не правда ли?

– К ее высочеству это не имеет никакого отношения.

– Нет? – Мария смотрит на отца. У того на щеке играет желвак.

– Вы станете императрицей, – говорит мне Меттерних.

Ну да, императрицей номер два. Видя, что вызвать у меня энтузиазм не удается, он пробует зайти с другой стороны.

– Я знаю, как ваше высочество относится к евреям, особенно учитывая, что еврейкой была ваша няня. Быть может, вам будет интересно узнать, что император не только решил уравнять евреев в правах, но и призвал к созданию самостоятельного еврейского государства.

Я невольно подаюсь вперед.

– И где же?

– В Палестине.

– И он в силах это сделать?