Купер предъявил билеты, и нас пропустили внутрь, где вновь прибывших тут же атаковала толпа официантов, предлагающих напитки и шляпки грибов, фаршированные крабами. Очень вкусно, между прочим. Вот только печенье, которое я съела до этого, не очень хорошо улеглось у меня в животе под утягивающими трусиками.

Купер взял два бокала – для меня и для себя – но не с шампанским, а с минеральной водой.

– Никогда не пью на работе, – сказал он.

Мне вспомнилась Нора Чарльз из фильма «Худой человек». Пытаясь не отстать от Ника, она выпила пять бокалов мартини. Представьте, сколько убийств мог бы раскрыть этот детектив, если бы последовал примеру Купера и остался трезвым!

Купер чокнулся со мной.

– За убийство.

Его голубые глаза сияли так ярко, что у меня прямо дух захватило.

– Твое здоровье, – ответила я.

Я отпила из бокала и огляделась в поисках знакомых лиц. В отделе справочной литературы разместился оркестр, который сейчас играл джазовую версию песни «Лунная река». Перед лифтами стояли банкетные столы, гигантские креветки с них исчезали с пугающей быстротой. Гости прохаживались по залу и с неестественно заинтересованным видом вели светские беседы. Я заметила доктора Флинна – он что-то быстро говорил декану предпоследнего курса, а у той был остекленевший взгляд, не то от скуки, не то от вина.

Под золотым плакатом Нью-Йорк-колледжа сгрудились администраторы общежития, словно большая семья беженцев в тени статуи Свободы. Как я заметила, администрация колледжа не пользовалась особым уважением ни со стороны студентов, ни со стороны академического сообщества. В Нью-Йорк-колледже директоров резиденции ставили, возможно, чуть выше, чем консультантов, да и доктор Джессап с его командой координаторов пользовался ненамного большим уважением. По-моему, это несправедливо, ведь они, то есть мы, очень много работаем, гораздо больше, чем иные профессора, которые появляются на час в неделю, а все остальное время строчат статейки, морально уничтожая своих.

Купера втянули в разговор с одним из попечителей, старым другом семейства Картрайт, а я тем временем изучала своих начальников, наблюдая за ними поверх бокала. Доктор Джессап в смокинге чувствовал себя неловко. Рядом с ним стояла статная женщина – видимо, жена, потому что она обменивалась любезностями с другой дамой, которая могла быть только второй половиной доктора Флинна. Обе женщины были в облегающих платьях с блестками, стройные и красивые.

Но обеим было далеко до Рейчел. Рейчел стояла рядом с доктором Джессапом, и ее глаза искрились, как шампанское в фужере, который она держала. В облегающем шелковом платье она выглядела просто блистательно. Шелк цвета ночного неба контрастировал с фарфоровой белизной ее кожи, которая, в свою очередь, буквально светилась на контрасте с темными волосами, уложенными в узел на макушке и заколотыми шпильками с камнями.

Надо сказать, для женщины, которая в обеденный перерыв (пока я была в больнице) якобы помчалась в «Блуминг-Дейл», потому что ей «совершенно нечего надеть» на бал, Рейчел решила проблему с одеждой довольно неплохо.

Даже так хорошо, что я немного застеснялась платья Пэтти, которое было мне впритык.

В такой толпе блистательного руководителя нашего колледжа сразу и не разглядишь, но в конце концов я его нашла – он стоял у киоска. В кои-то веки президент Эллингтон отказался от тенниски – наверное, именно поэтому я так долго не находила его. Он был в смокинге и смотрелся в нем на удивление респектабельно.

К сожалению, не могу сказать того же о бедной миссис Эллингтон. Она была в расклешенном брючном костюме из черного бархата. Широкие рукава съезжали вниз каждый раз, когда она подносила ко рту фужер, да так часто, что меня это немного пугало.