Сверху и снизу - Лаура Риз (2001)

Я перематываю кассету и, успокоившись, стараюсь собраться с мыслями — мне надо решить, что делать. Выйдя из кабинета, по длинному коридору я направляюсь в спальню. До сих пор все в доме М. вызывало во мне сексуальные эмоции — гостиная, кабинет, мебель пробуждали во мне воспоминания о том, как это было, и обещали новые наслаждения. Даже дом казался мне этаким фаллическим символом, нашим с М. сералем, где можно, не считаясь ни с какими условностями, предаваться чувственным утехам. Сейчас, проходя по комнатам, я думаю только о боли и страдании. Я думаю о Фрэнни, о том, как она робко шла по этому коридору, и мне вспоминается ее молчаливый плач. Этот дом никогда больше не будет казаться мне таким, как раньше.

Войдя в спальню М., я начинаю одеваться. Ночью он принес сюда мою одежду — лифчик и блузку из столовой, юбку, туфли и трусы из кабинета, аккуратно сложил их и положил на амбразуру окна. Со мной он внимателен и тактичен, и за последние несколько недель я позабыла свое первоначальное представление о том, что он жестокий, низкий человек. Сначала я была в этом уверена, затем, с течением времени, когда лучше его узнала, стала думать, что скорее всего ошиблась. Я хотела понять Фрэнни, узнать, какой она была, и М. познакомил меня с ней. Благодаря ему я теперь знаю свою сестру лучше, чем когда она была жива.

Я перестала считать М. жестоким человеком только потому, что не хотела, чтобы он таким был. Я ошибалась. Кем же еще надо быть, кроме как скотом, заставляя женщину трахаться с собакой и находя удовольствие в ее слезах?

Готовясь к возвращению М., прохожу по дому, складывая в коричневую сумку для покупок все, что мне принадлежит, — одежду, шампунь, зубную щетку, дезодорант, недочитанный роман Ларри Макмерфи, и одновременно поражаясь собственному хладнокровию. Впрочем, в этом нет ничего удивительного — теперь я знаю, что делать.

Когда я открываю дверь, выходящую на задний двор, лежащий на траве Рамо поднимает уши. Солнца нет, на дворе серое, безрадостное утро, холодно и сыро. Чтобы не замерзнуть, я застегиваю жакет. Рамо не отрывает от меня больших карих глаз, его хвост бьется по траве, но он не встает. Мы пристально смотрим друг на друга. Я очень мало знаю о собаках и не представляю, помнит ли он о нашем вчерашнем совокуплении, но, как только я выхожу во двор, Рамо сейчас же вскакивает и подбегает ко мне. Шерсть у него лоснится, мощная голова доходит мне чуть ли не до пояса. Он стоит неподвижно, пока я почесываю его за ухом, а когда перестаю, опускает голову и тычется мне в бедро. Я наполняю водой его миску и смотрю, как он делает несколько глотков, затем захожу в дом и закрываю за собой дверь. Взяв сумку для покупок, я отношу ее в гостиную и прячу за креслом так, чтобы М. не догадался о моем предстоящем уходе, а затем подхожу к окну. Небо по-прежнему серое и унылое, затянутое облаками. Разгуливающий по клумбе кот, встревоженный каким-то шумом, которого я не слышу, срывается с места и стремглав мчится через лужайку, исчезая за соседской машиной.

Когда я увидела видеоленту с Фрэнни, увидела рисунок на ее правой ягодице и поняла, что ее убил М., в голове у меня словно что-то щелкнуло. Теперь свою жизнь, ту небольшую часть вселенной, в которой обитаю, я вижу более ясно; может быть, яснее, чем когда-либо прежде. Как я могла даже поду мать о том, чтобы переселиться к М.? Я слишком многое ему отдала, и теперь мне придется заново учиться тому, как заботиться о самой себе. Никто за меня этого не сделает.