Сверху и снизу - Лаура Риз (2001)

Но мне почему-то вспоминается эпизод, когда М. привязал ее к креслу в порядке наказания за ничтожный проступок — Фрэнни тогда надела красный халат.

— Так какие же все-таки последствия? — повторяю я, но М. оставляет мой вопрос без ответа.

Добежав до старого бетонного моста, мы поворачиваем обратно. Мимо проезжает синий грузовик с деревянной будкой. Это первая машина, которую мы сегодня встретили.

— На сегодня достаточно, — говорит М. — Лучше расскажите что-нибудь о себе.

Я раздраженно вздыхаю. Стук моих подошв, ритмичный, как биение сердца, подчеркивает воцарившееся молчание. Рамо бежит рядом с хозяином, ни на шаг не отклоняясь в сторону.

— Что вы хотите знать? — наконец говорю я.

— У каждого есть тайны, Нора, нерешенные проблемы, которые он не может осилить, Фрэнни казалось, что у вас их нет; я думаю иначе и хочу о них знать.

Я молча пожимаю плечами, не желая ничего рассказывать этому человеку. Его желание неуместно, а его манера вести себя неприятна. Несколько дней назад, за ужином, он выпытывал у меня подробности моей жизни после смерти Фрэнни — об отпуске без содержания, о переезде в Дэвис, о новом друге. Моя сестра, по его словам, до самого конца докладывала ему о моей жизни. Что еще ему нужно?

— Поговорите со мной, — настаивает М.

Я по-прежнему молчу, недовольная тем оборотом, который принимает беседа. Мы пробегаем мимо растущих вдоль шоссе высоких деревьев — старых, с изломанными ветром сучьями. В сером свете раннего утра они похожи на стоящие вдоль дороги призраки.

— Расскажите мне о мужчинах в вашей жизни, — вновь вызывает меня на откровенность М. — Фрэнни говорила, что вы к ним равнодушны, что у вас было много любовников, но ни одного серьезного увлечения. Правда, она не находила в этом ничего странного, так как считала вас сильной, мужественной, чересчур независимой, чтобы в чем-то полагаться на мужчину. Фрэнни завидовала вам и мечтала о собственном друге; хотя она не разделяла ваше чересчур легкое отношение к мужчинам, но и не осуждала его. — Повернувшись ко мне, М. самодовольно ухмыляется: — Вы были для нее феминисткой, независимой личностью — это вызывало у нее восхищение.

Он молча пробегает несколько шагов, затем продолжает:

— Ваша сестра не обладала большой проницательностью. Думаю, восхищение в этом случае неоправданно, и для вашей неприступности существует другая причина, о которой она не догадывалась. Скажите мне: какая?

— Никакой другой причины нет. И с моим новым другом я очень близка.

— Вполне естественно — потеряв сестру, вы обращаетесь к кому-то за утешением. Но долго это не продлится.

Я чувствую, как во мне закипает гнев.

— Вы ничего не знаете обо мне, — говорю я, — как и о моем друге.

— Забудьте о нем, он не представляет для меня интереса. Я хочу знать, почему вы ни разу не любили.

Я качаю головой.

— У меня было много любовников.

— Но вы никогда не любили, — настаивает он.

— Зато сейчас люблю.

М. окидывает меня холодным взглядом.

— Ладно, пусть сейчас вы влюблены — впервые, в тридцать пять лет. Это немного странно, не находите?

— Нет, не странно. Просто я долго не могла встретить подходящего мужчину.

— Вы лжете. Дело не только в этом.

— Я была занята своей карьерой, а до этого учебой в колледже — вот почему у меня не было ни времени, ни желания вступать в длительные отношения.

М. некоторое время хранит молчание, затем серьезно смотрит на меня.

— А теперь выкладывайте истинную причину, — говорит он.

Я никак не реагирую, хотя ответ мне известен — у меня было много времени, чтобы как следует подумать. Но М. последний, с кем мне хочется разговаривать на эту тему.

Мы поворачиваем на Монтгомери-стрит. М., так и не дождавшись моего признания, говорит: