— Во-первых, потому, что разорять затонувшие суда противозаконно. В Карибском море это еще может сойти с рук, но не здесь, в Штатах. И потом… — Она сделала глубокий вдох. — Отец промышлял не только этим.

— Вот как?

— Да. — Джеки потерла ладонью живот, пытаясь унять изжогу. — Совершая с туристами на своем судне морские прогулки, он плел им истории о Жане Лафите, которые передавались в нашей семье, наверное, из поколения в поколение, а затем как бы невзначай «проговаривался», что у него имеется письмо, где указано место затопления сокровища Лафита, причем заявлял, что сокровище это находится вовсе не на территории Техаса, как многие полагают. Говорил, что Лафит, направляясь в Южную Америку, вез с собой крупный груз золота и потерпел кораблекрушение где-то возле южных островов Вест-Индии, где в конце жизни занимался пиратством. «Если бы только у меня были деньги отправиться на поиски этого корабля», — говаривал папа. И люди иногда… попадались на эту удочку. — Джеки отвела глаза. — По возвращении домой они высылали папе крупные суммы денег на эту, с позволения сказать, экспедицию.

Эйдриан смотрел на повернутое к нему в профиль лицо Джеки. На ее щеках проступили красные пятна.

— Значит, твой отец был мошенником? Но какое это имеет отношение к тебе?

— Господи! — Джеки оттолкнулась от туалетного столика и снова принялась ходить взад-вперед. — Я же тебе сказала, мы жили вместе, и все это происходило на моих глазах.

— Хочешь сказать, ты помогала ему?

— Пф! — Вытащив из кармана джинсов желудочные таблетки, Джеки взяла одну и положила в рот. — Сначала я была слишком мала и ничего не понимала. Лишь когда я подросла, до меня дошло, что мы бессовестно выманиваем у людей их кровные деньги. У людей, живущих у нас на борту. Мы жили с ними бок о бок не один день, сближались с ними, слушали рассказы об их семьях, они делились с нами своими мечтами о том, на что потратят свою долю, когда мы найдем сундук с золотом. Некоторые из них были полными кретинами, но встречались и хорошие люди.

Джеки отошла в противоположный конец комнаты и повернулась к Эйдриану спиной.

— Ты знаешь, каково это — изо дня в день смотреть в лицо человеку, зная, что собираешься лишить его накоплений всей его жизни? Порой мне становилось невыносимо. Даже в зеркало на себя было противно смотреть.

— Сколько тебе было тогда? — Эйдриан тоже поднялся — ему захотелось видеть ее лицо.

— Когда это началось? — Джеки оглянулась на него через плечо. — Не знаю. Я была уже достаточно большая, чтобы ходить по палубе и не свалиться за борт.

— Нет, когда ты перестала помогать отцу?

— Уже довольно взрослой. Мне нужно было покончить с этим раньше. — Джеки приблизилась к окнам и, отодвинув одну из полупрозрачных штор, устремила взгляд на море. — Как только я все поняла, я должна была прекратить ездить к нему каждое лето. Вот только…

— Что? — Эйдриан подошел к сводчатому проходу и замер на месте, чувствуя, что Джеки не хочет, чтобы он приближался к ней.

— С дедушкой мы хорошо ладили, но бабушку возмущало то, что меня навязали на ее шею, и своих чувств она от меня не скрывала. Мой ежегодный отъезд на несколько месяцев давал нам обеим передышку. И потом… отца нежелательно было оставлять одного. Когда он оставался один, я всегда с ужасом ждала, что он, когда его никто не сдерживает, снова начнет пить, перестанет платить по счетам и спустит все имеющиеся деньги на наркотики.

— Наркотики?

— Да, — вздохнула Джеки. — Это было самое ужасное. Я боялась, что без меня он снова примется за старое — займется контрабандой кокаина, как тогда, когда я была совсем крохой. И почти половину этого кокаина он использовал сам. В результате мы не вылезали из долгов.

Эйдриан, не веря своим ушам, изумленно смотрел на Джеки.

— Он занимался контрабандой кокаина с ребенком на руках?