Любопытная - Пеладан Жозефен (1885)

– Расскажите мне о своей жизни.

– Моя жизнь не имеет практической ценности. Я ничего не создал, я лишь размышлял.

Он зажег сигарету и замолчал. Поль отодвинула в сторону папку с рисунками, вызывавшими смущение у обоих.

– Прежде, чем я окажусь в амфитеатре Зла, научите меня элементарным понятиям порочной страсти.

– Порочная страсть, Поль, не такова, какой вы себе ее представляете. Вам видится чаша забвения; соль, заживляющая шрамы воспоминаний и стирающая залегающие на сердце складки; спасительный дурман среди мирских мучений, уносящий вас на огненной колеснице скверного Илии; раскаленные угли тоски; напиток забытья; восторг чувственных удовольствий. Нет, Поль, страсть – парадоксальна в замыслах и обманчива в реальности. Подобно большинству людей, вы думаете, что порочная страсть есть вожделение. Вожделение же стремится к вину, хлебу и наслаждениям тела – стало быть, страсть – не что иное, как неутоленный голод, ограниченный судорожными восторгами плоти и разрешаемый облегчением. Поэты говорят неправду – сверкающих девичьих грудей и лишающих разума поцелуев не существует. Вначале есть мираж, затем – напряжение, после – отвращение. Оловянный кубок или хрустальный бокал, изысканные кушанья или бобовая похлебка, кожура или мякоть, убогость или роскошь, улица Крульбарб или улица Прони – суть неизменна, разнятся лишь обстановка и детали. Роскошные ковры или меловая краска, кружевной пеньюар или хлопчатая сорочка, альков с балдахином или настил из соломы – неважно, сколько поставить на карту наслаждения – пять су или пять миллионов. Жизнь молодого мужчины непременно приходит к трем страстям – вину, застолью и разврату.

– Вы хотите заставить меня поверить, что в Париже, где есть все, нет любви? – воскликнула принцесса.

– Отчего же? По аллеям Парижа прогуливаются ангелы. Пьянство, чревоугодие и блуд суть элементарные понятия порочной страсти.

– Вы несправедливы, Небо́, но я не понимаю ваших намерений.

– Милая принцесса, неужели вы станете отрицать, что мои описания совпадают с тем, что вам известно о людях вашего круга?

– Да, но они относятся к студентам и простому люду.

– Сколько же золотых песчинок упадет с ваших прекрасных глаз! Ваш костюм готов – вам следует его примерить.

– Нет, – сказала она, охваченная внезапным недоверием.

– Милая принцесса, если вам теперь недостает смелости, появится ли она у вас в Больших Карьерах?

Поль на мгновение задумалась, затем взяла одежду и направилась в спальню Небо́. Она не торопилась раздеваться, в задумчивости вспоминая строки из «Мадемуазель де Мопен»: Сбросив платья и юбки, я перестала быть женщиной. Но затем она подумала, что сможет беспрепятственно превращаться в мужчину ночью, днем оставаясь женщиной – двойная жизнь показалась Поль заманчивой. Надевая пиджак, она нащупала в кармане письмо и прочла его:

Приветствую тебя, милый брат! Я по-прежнему ищу великого алхимика Идеи. Твой замысел сверхъестественно прекрасен, но остерегайся его воплощения – своего тела. Мы должны осуществить наши мечты. Ты желаешь любви вне чувственности, я стремлюсь к познанию первопричин вне опыта. Сегодня мы – и монахи – герои этого мира.

С верой в тебя,

Меродак

Записка, словно талисман, развеяла сомнения девушки. Она разделась, затем примерила мужское платье, неторопливо изучая в большом напольном зеркале свое новое очарование. Внимательно поправив все детали мужского костюма, принцесса взяла со стула цилиндр и бросила последний взгляд в зеркало: превращение оказалось настолько привлекательным, что она коснулась губами своего отражения. Не произнося ни слова, она подняла портьеру – Небо́ протягивал ей парик.

– Мсье Фигаро? – спросила она.

Небо́ вскрикнул и побледнел.

– Как я выгляжу? Что с вами, мсье Небо́?

Он не ответил и отстранил ее движением руки.

– Вам нехорошо, мсье Небо́?