Клубника со сливками - Светлана Лубенец

– Да что ты заладил: не понял, не понял… Все проще пареной репы! Неужели ты до сих пор не догадался, кто твоя настоящая мамаша?

– Настоящая…

– Вот именно! Ты пораскинь мозгами-то! Чьего ребенка могли усыновить папаша с Евстолией? Ну? Соображаешь? Не посторонней же девки!

Юрий затравленно огляделся вокруг.

– Правильно мыслишь, Юрок, – довольным голосом отозвался Никита. – С Анюткой мы того… согрешили, значит… Они мне говорят – женись, а я думаю: зачем? Молодой был, да и девок вокруг меня тогда вилось видимо-невидимо! На что мне была нужна эта деревенщина? Вот они меня и выслали с Садовой, а тебя, значит, своим сыном сделали. А я что? Я не против был. Да и тебе, думаю, тоже было неплохо. Евстолия, конечно, сухарь сухарем, но тебя полюбила, как только родился.

– То есть ты хочешь сказать, что моей матерью является Анечка?

– Именно это я и сказал.

– Значит, я не прихожусь сыном ни Николаю Витальевичу, ни…

– Не приходишься, и я непременно потребую проведения медицинской экспертизы, если ты добровольно не уступишь мне папашину коллекцию и квартиру как первому наследнику по прямой.

– Квартиру? – переспросил Юрий, глядя мимо Никиты. – А где же нам жить?

– Старухи вполне могут и тут расположиться, – Никита широким жестом обвел комнату, в которой они сидели. – Им места хватит. А у тебя с женой – нормальная трехкомнатная квартира. Я узнавал, так что все чин-чинарем!

– Я не живу с женой.

– А вот это, милый мой, меня совершенно не касается. Делите со своей благоверной квартиру на двоих, разъезжайтесь, съезжайтесь… Это ваше дело. А папашина квартира – моя! Буду подыхать – тебе отпишу, если захочу. Но пока еще поживу чуток, сыночек, – заявил Никита и отвратительно усмехнулся.

– Мне сказали, что ты хочешь ее продать вместе с коллекцией.

– Ну… коллекцию-то всенепременно продам, потому что покупатель уже есть, а мне она, как ты догадываешься, до фени. А что касается квартиры, то я еще подумаю. Может, сдавать буду. Пока не решил.

– Но ведь уже прошли все сроки оспаривания завещания. Николай Витальевич умер больше десяти лет назад.

– Подумаешь, беда какая! Тот чувак, который рот разинул на папашину коллекцию, юрист. Он сказал, что все устроит. Были бы деньги. У меня их нет, зато есть папанькина коллекция, которую этому чуваку страсть как хочется иметь. Так что? Поладим с тобой или как?

– Или как! – резко ответил Юрий. – Я бы тебе все отдал, если бы эти две женщины не вырастили меня. Не ты, папаша хренов, а они! Все, что оставил Николай Витальевич, принадлежит им!

– Да им-то это на что, двум старым грымзам? Тем более что по завещанию все твое, а вовсе и не их!

– Моя мать… то есть Евстолия Васильевна, не продала ни одной книги, когда нам после смерти… Николая Витальевича есть иногда было нечего! Она не для того хранила книги, чтобы ты явился и…

– Ну… не хочешь по-хорошему, сынок, будет по-плохому, – жестко сказал Никита и пошел к выходу.

* * *

Сергей Матвеев и Полина Хижняк сидели в ее кабинете друг против друга и молчали. Полина постукивала по столу пальцами с длинными наращенными ногтями густо-малинового цвета. Исполнительный директор агентства «Агенересс» угрюмо смотрел в пол.

– И что теперь? – спросила Полина.

– Вам решать, – ответил он, подняв наконец на нее свои ярко-карие, слегка навыкате глаза. – Но согласитесь, все говорит о том, что наши ребята качественно работают. Рябков с Ткаченко – бывшие опера из убойного отдела. Они не могли не докопаться, с кем жил Игорь Маретин до Риммы Брянцевой.

– И что? Долго ржали? – больным голосом спросила Полина.

– Нет… ну почему… Дело-то житейское… Каждый может оказаться в вашем положении, – опять пряча глаза, проговорил Матвеев.