Затем последовала небольшая дискуссия. Сперва было решено, что оба должны стоять. Затем – что вице-президенту лучше сесть, а еще через некоторое время – что ему следует лечь под настольной лампой, где светлее всего. Оба все тянули и тянули. Месснер трижды окунал руку в алкоголь. Иглесиас в глубине души предпочел бы, чтобы его снова ударили по голове дулом винтовки. Наконец он улегся на скатерть подальше от жены и детей. Месснер склонился над ним, подался вперед и, заслонив собой свет, подался назад и повернул голову вице-президента в одну сторону, потом в другую. Вице-президент попытался заставить себя думать о чем-нибудь приятном и тут же подумал об Эсмеральде. И правда, как замечательно она действовала. Может быть, это его жена ее всему научила? Рассказала про бактерии, про необходимость содержать вещи в чистоте. Как же ему повезло, что такая девушка смотрит за его детьми. Кровь из его раны больше не текла так сильно, а лишь слегка сочилась, и Месснер прекратил промокать ее салфеткой. Принимая во внимание обстоятельства, вопли громкоговорителей с улицы, вой сирен, распростертых кругом заложников, террористов, ни на минуту не выпускающих из рук оружие, можно было ожидать, что никто не проявит интереса к щеке Рубена Иглесиаса. Тем не менее присутствующие начали вытягивать шеи наподобие черепах, стремясь получше разглядеть, как иголка войдет в кожу и что из этого получится.

– Тебе на все дается пять минут, – сказал командир Альфредо.

Иоахим Месснер соединил левой рукой края раны, а правой вонзил в них иголку. Полагая, что быстрое движение будет менее болезненным, чем медленное, он неправильно рассчитал толщину кожи и попал иголкой в кость. Оба мужчины пронзительно взвизгнули, и Месснер поспешно вытащил иголку. Теперь надо было все начинать сначала. Кроме того, отверстие от иголки само начало кровоточить.

Никто не просил ее помощи, но Эсмеральда тщательно вымыла руки. На ее лице появилось выражение, которое вице-президент замечал, когда она возилась с детьми. Она поняла, что у мужчин ничего не получается и что она позволила процессу зайти слишком далеко. Она взяла из рук Иоахима Месснера нитку с иголкой и снова окунула их в спирт. Месснер уступил ей с большим облегчением. Он не думал о ее намерениях или квалификации, он просто наблюдал, как она склоняется под лампой.