Заложники - Энн Пэтчетт (2004)

В разных концах комнаты находились два священника римско-католической церкви. Монсеньор Роллан у той же самой софы, что и чета Тибо, только с другой стороны. Он думал, что лучше ему не высовываться из-за софы и вообще находиться подальше от окон на случай, если начнется стрельба. В качестве главы своей паствы он чувствовал ответственность за собственную жизнь. Католические священники очень часто становятся мишенью в политических распрях, стоит только заглянуть в газеты. Его одеяние было мокрым от пота. Смерть – это священное таинство, и час ее известен одному господу. Но у монсеньора Роллана были веские основания желать продления своей жизни. Считалось, что ему гарантировано место епископа после того, как нынешний очень дряхлый епископ Ромеро закончит свое земное существование. Ведь именно монсеньор Роллан исполняет его функции, печется об усилении и расширении влияния их церкви. Ничто в мире нельзя считать незыблемым, даже католицизм в этих измученных нуждой джунглях. Стоит только взглянуть на экспансию мормонов со всеми их деньгами и миссионерами. Что за наглость засылать своих миссионеров в католическую страну! Как будто здесь живут дикари, которые легко согласятся на любую агитацию! Монсеньор поворочался на маленькой диванной подушечке, которую он благоразумно прихватил, когда укладывался на пол, однако ноги и поясница все равно ныли от боли, и он стал думать о том, что, когда все закончится, он сперва примет горячую ванну, а потом не меньше трех дней проведет в своей мягкой постели. Разумеется, во всем можно обнаружить положительную сторону. Так, например, если террористы окажутся вменяемыми, и монсеньор будет освобожден с первой партией заложников, то это приключение, пожалуй, даже укрепит его репутацию. То обстоятельство, что он побывал в заложниках, может превратить его в святого мученика, конечно, при условии, что он выберется из переделки живым.

Что касается другого священника, который лежал сейчас на холодном мраморном полу прихожей, то здесь была совсем другая история. Вообще-то монсеньор Роллан уже встречался с отцом Аргуэдасом, присутствуя при его рукоположении два года тому назад, но с тех пор совершенно забыл о его существовании. В этой стране не было недостатка в молодых людях, готовых посвятить себя церкви. Для него все эти местные парни с коротко остриженными черными волосами и в одинаковых грубых черных рубашках были на одно лицо, так же как дети, пришедшие к первому причастию. Монсеньор Роллан понятия не имел о том, что на приеме присутствует еще один священник, и в течение вечера ни разу его не видел. Да и как простой молодой священник мог попасть на прием к вице-президенту?

Отцу Аргуэдасу было двадцать шесть лет, он служил в одном из самых захудалых приходов столицы, зажигал свечи, присутствовал при обряде причастия и исполнял почти все обязанности, которые должен исполнять квалифицированный алтарный служка. В те редкие моменты своей жизни, которые не были посвящены богу, то есть не заняты молитвами или общением со своей паствой, он ходил в университетскую библиотеку и слушал там оперные записи. Он спускался в подвальное помещение, садился за специально оборудованный стол и слушал пластинки через гигантские черные наушники, которые были слишком тугими и вызывали у него головную боль. Университет нельзя было отнести к числу процветающих, и опера не относилась к числу его приоритетных интересов, поэтому коллекция хранилась не в виде компакт-дисков, а в виде допотопных тяжелых пластинок. Разумеется, у него были свои пристрастия, но тем не менее отец Аргуэдас слушал все, от «Волшебной флейты» до «Хлопот на Таити». Он закрывал глаза и молча повторял про себя слова, которых не понимал. Сперва он проклинал своих предшественников, которые оставляли на пластинках отпечатки грязных пальцев, царапали их или, что самое худшее, просто крали, так что «Лулу», например, осталась без третьего акта. Но потом он напоминал себе, что он священник, и падал на цементном полу библиотечного подвала на колени.