Заложники - Энн Пэтчетт (2004)

В целом разлучение заложников прошло вполне цивилизованно. Применять оружие не пришлось ни разу. Когда стало ясно, что время истекло, мужчины и женщины просто разошлись в разные стороны, как будто того требовал исполняемый ими сложный танец и очень скоро партнеры снова воссоединятся в новом круге для исполнения других танцевальных па.

Месснер достал из бумажника пачку своих визитных карточек и раздал их по одной каждому командиру, Гэну и, после некоторого раздумья, вице-президенту. Остальные он оставил на кофейном столике.

– Здесь есть номер моего сотового телефона, – сказал он. – Вот этот. Захотите поговорить со мной, позвоните по этому номеру. Специально для этого дома правительство распорядилось держать линию свободной.

Каждый взглянул на свою карточку, несколько озадаченный. Как будто Месснер приглашал их на ленч и совершенно не понимал всей серьезности положения.

– Может, вам что-нибудь понадобится, – уточнил Месснер. – Может, вы захотите поговорить с кем-нибудь снаружи.

Гэн слегка поклонился. Ему хотелось поклониться Месснеру в пояс, громко и искренне выразить ему свое восхищение за то, что он пришел в этот дом, рискуя жизнью, но ему показалось, что его никто не поймет. В это время к столику подошел господин Осокава, взял одну карточку и, склонившись в глубоком поклоне, потряс руку Месснера с нескрываемой горячностью.

В то же самое время командиры Бенхамин, Альфредо и Гектор подошли к группе мужчин у стены и отделили от них рабочих, официантов, поваров и другую прислугу. Они велели им встать вместе с женщинами. Раз уж их заветным желанием было совершить революцию и освободить трудовой народ, то они не хотели держать его представителей в заложниках. Потом они спросили, есть ли среди мужчин больные, и этот вопрос Гэн повторил несколько раз. Казалось бы, тут каждый должен был объявить, что у него как минимум слабое сердце, но толпа почему-то оставалась на удивление спокойной. Вперед выступило лишь несколько дряхлых стариков, да один красивый итальянец предъявил медицинский идентификационный браслет, после чего был немедленно возвращен в объятия своей супруги. Только один человек солгал, но его ложь осталась для всех тайной: доктор Гомес объяснил, что у него давно не работают почки и он уже опоздал с диализом. Его жена со стыдом отвернулась от него. Самый больной среди мужчин, аккомпаниатор, постеснялся просить за самого себя, и его посадили в кресло в таком месте, где, как все надеялись, о нем точно не забудут. Священникам тоже позволили уйти. Монсеньор Роллан перекрестил остающихся и перешел в правую часть помещения. А вот отец Аргуэдас, которого не ждали никакие неотложные дела, попросил разрешения остаться.

– Остаться? – переспросил командир Альфредо.

– Вам же понадобится священник, – ответил тот.

Командир слегка улыбнулся, впервые за все время.

– Право, вам лучше уйти.

– Но если люди останутся здесь до воскресенья, им понадобится кто-нибудь, кто отслужит мессу.

– Мы сами за себя помолимся.

– Прошу прощения, сеньор, – объявил священник, потупив глаза. – Но я остаюсь.

На этом данный вопрос был закрыт. Монсеньор Роллан беспомощно наблюдал всю сцену. Он стоял рядом с женщинами, и чувство стыда перерастало в его сердце в кровожадный гнев. Будь его воля, он собственными руками пришиб бы молодого священника, но было слишком поздно. Тот уже находился вне досягаемости.