Заложники - Энн Пэтчетт (2004)

Необходимое уточнение: освобождены были все женщины, кроме одной. Она оказалась где-то посередине шеренги выходивших. Как и другие женщины, она постоянно оглядывалась назад, гораздо более интересуясь тем, что остается позади, нежели тем, что их ждет впереди. Она смотрела на пол так, словно проспала на нем не одну ночь, а несколько лет. Она смотрела на стоящих у дальней стены мужчин, ни с одним из которых даже не была знакома. За исключением этого японского джентльмена, ради которого, собственно, и состоялся этот прием. По сути дела, она не знала и его, но он был так любезен, что помог ей с аккомпаниатором, и поэтому она специально нашла его глазами и ему улыбнулась. Мужчины переминались с ноги на ногу, нервничали, и глаза у них были грустными. Господин Осокава улыбнулся ей в ответ – в знак безмерного признания – и склонил голову. За исключением господина Осокавы, никто из мужчин в тот момент не думал о Роксане Косс. Они вообще забыли о ее существовании и о головокружительной высоте спетых ею арий. Все они смотрели на своих жен, выходящих на дневной свет, и думали о том, что, может быть, больше не увидят их никогда. Их переполняла любовь, она распирала их сердца, перехватывала горло. Вот проходит Эдит Тибо, вот жена вице-президента, вот прекрасная Эсмеральда.

Роксана Косс уже находилась совсем близко от двери, впереди нее было всего человек пять, как вдруг командир Гектор выступил вперед и взял ее за руку. Его жест не был особенно агрессивным. Быть может, он просто хотел ее проводить или переместить в другое место шеренги.

– Espera, – сказал он, указывая ей на стену, и ей пришлось встать поодаль от остальных, рядом с большим полотном Матисса, изображающим груши и персики в вазе. В стране имелись всего две работы Матисса, и эта была позаимствована из музея специально ради приема. Но обескураженная Роксана Косс в этот момент о живописи не думала и смотрела только на переводчика.

– Подождите, – перевел Гэн на английский, стараясь, чтобы его слова звучали как можно мягче. В конце концов, «подождите» не значило, что она вообще никогда отсюда не выйдет. Это означало лишь, что ее выход откладывается.

Услышав слова командира, она задумалась. Она все еще сомневалась в значении сказанного ей, хотя оно было ей переведено. Значит, она теперь должна ждать, как ребенок. Как когда-то, когда она ждала в консерватории своей очереди на прослушивание. Все дело было в том, что в последние годы ее никто и никогда не просил ждать. Наоборот, все ждали только ее. А она никогда никого не ждала. И внезапно все происходящее: и сам день рождения, и эта смехотворная страна, и ружья, и опасность, и теперь еще это дурацкое ожидание – все это показалось ей издевательством. Она резко выдернула у командира свою руку, в результате чего с его носа свалились очки. Она совершенно не желала терпеть его прикосновений к своей коже.

– Знаете что, – сказала она ему, – хорошенького понемножку!

Гэн открыл было рот для перевода, но затем подумал, что лучше этого не делать. Кроме того, она все еще продолжала говорить:

– Я приехала сюда, чтобы работать, то есть чтобы петь на приеме, и я это сделала. Мне сказали, что я должна спать на полу вместе со всеми этими людьми, которых вы по каким-то причинам решили задержать, и я это сделала. Но теперь с меня довольно!

Она указала пальцем на кресло, где сидел сгорбленный аккомпаниатор.

– Посмотрите, – сказала она, – он болен, и я должна быть рядом с ним. – Смысл этих слов несколько противоречил предыдущим аргументам.