Порочная невинность - Нора Робертс (2001)

Кэролайн повесила трубку и отправилась на кухню. Она поставила кофейник на газ, заправила ломтиками хлеба тостер и достала малиновый джем. За окном жаркое солнце сушило влажную траву, и горячий запах зелени был такой же аппетитный, как запах кофе. Кэролайн увидела, как дятел, сидя на стволе дерева, тоже собирается завтракать.

У крыльца раздался звучный бархатный баритон Тоби – это был возвышенный псалом о счастье обрести наконец мир и покой. И Кэролайн вдруг почувствовала, что головная боль прошла и в глазах прояснилось.

Да, несмотря ни на что, хорошо быть дома!

А не так далеко от нее кто-то лежал в тяжелом сне на скомканных, влажных от пота простынях и стонал. Кошмарные видения, словно черные воды, заливали сознание. Снились греховные объятия, кровь, опьянение властью… Эти сны не всегда вспоминались днем. Иногда они трепетали, как крылья бабочек, на грани памяти и забвения, пронизывая мозг и оставляя за собой сегодняшнюю боль в душе.

Женщины. Снились всегда женщины. Грубые, вульгарные, ухмыляющиеся ведьмы! И мучило желание ими обладать – касаться их гладкой кожи, вдыхать запахи горячих плотских соков – отвратительное желание. Иногда перерывы между снами были долгими. Дни, недели, даже месяцы – и тогда в душе поселялось спокойное равнодушие. Но потом обязательно какая-нибудь из них совершала нечто такое, что требовало сурового воздаяния.

И опять возникала боль, опять рос и распалялся голод. И ничто не могло утолить его – только кровь! Зато когда этот голод бывал утолен, приходила странная безумная радость от сознания, что никто и никогда не разгадает тайну. Сколько бы они ни старались, сколько бы ни употребляли усилий, все равно доказательств вины отыскать невозможно!

В Инносенсе поселилось безумие, но оно было хорошо замаскировано и выглядело вполне безобидно. И по мере того, как лето катилось в зенит, безумие все усиливалось и росло под беспечной оболочкой. И улыбалось.

Доктор Теодор Рубинстайн – Тедди, как его называли друзья, воспринимал себя по-прежнему как молодого, неунывающего парня. Он знал, что при маленьких темных глазках, немного скошенном подбородке и землистом цвете лица на красавца не тянет. И поэтому считал, что путь к женским сердцам лежит через юмор.

Индивидуальность, личный шарм привлекают кокетливых крошек не меньше, чем профиль Антиноя!

Мурлыкая под нос песенку, он тщательно мыл руки в раковине бальзамировочного зала Палмеровского похоронного бюро. А за ним, на фаянсовом старомодном столе с желобками по обе стороны, лежало обнаженное тело Эдды Лу Хэттингер. Под безжалостным светом флюоресцентных ламп ее кожа казалась зеленоватой.

Но это зрелище ничуть не лишало старину Тедди аппетита. Он выбрал специальностью медицину потому, что так ему на роду было написано. Он являлся представителем четвертого поколения Рубинстайнов, у которых на медной дощечке на двери было написано «доктор». Но, еще не кончив первого курса, Тедди внезапно ощутил в себе непреодолимое отвращение к больным людям.

С мертвыми дело обстояло иначе.

Ему никогда не претило работать с трупом, в то время как больничные палаты с кряхтящими и стонущими пациентами ввергали его в дрожь. И в первый же раз, когда его пригласили на вскрытие, он понял, что нашел свое призвание.

Мертвые не стонут и не жалуются, их не надо спасать от смерти, и, уж точно, они не подадут в суд за непрофессиональное отношение. Но они всегда представляют собой загадку, которую надо решить. Вы их разнимаете на части, узнаете, что у них было не так, как надо, и заполняете отчет о проделанном.

Тедди любил и умел разгадывать загадки и знал, что в мертвых понимает гораздо больше, чем в живых. И пусть его бывшие жены, брызгая слюной, с удовлетворением распространялись о его бесчувственности, эгоизме и извращенном чувстве юмора, сам Тедди считал себя настоящим весельчаком и забавником.