Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

— Не тревожься. Не думай, что они несчастны. Такова волчья судьба: не есть досыта, когда захочется, постоянно искать пищу, преодолевать зиму. Чтобы сделать их сытыми, нужна клетка, а это означает рабство. Они предпочитают быть свободными. Для волков, для всех зверей охота — это игра. Либо они преследуют, либо их — и это игра. Проигрыш означает смерть, но это входит в правила игры… Они не ведают поражений — просто они хорошо прожили свою волчью жизнь. Ты ведь предпочтешь голодать, чем оказаться в тюрьме? Волки не менее мужественны, чем люди…

Он знал, что не сумеет убедить ее, эту странную девочку, так остро чувствующую страдания живых существ, так сопереживающую одиноким и отверженным. Она жила не разумом, а сердцем. И за ее неумолимо логичными рассуждениями скрывалось глубокое недоверие к любым объяснениям «больших».

Но самим появлением у ее изголовья он на краткий миг вносил успокоение в ее смятенную душу. Благодарность к нему переполняла ее сердце, и, чтобы угодить ему, она искренно желала поверить, поверить хоть немного в его слова. «Не думай, что волки несчастны», — так он сказал. Он должен это знать, ведь он знает все.

Она позволяла ему подоткнуть одеяло, и он склонялся над ней, владыка Вапассу, повелевающий кораблями на море и ирокезами в лесах, метающий красные, белые и синие молнии. Ее отец.

Она закрывала глаза, как послушная благонравная девочка, что было совсем не похоже на нее, а он с нежностью улыбался ей.

Зима шла своим чередом: вслед за пургой появлялось солнце, и нужно было пользоваться этой передышкой, чтобы освободить от снега занесенные двери и окна, прорыть дорожки во дворе; затем начинался мороз, пробирающий до костей тех, кто решался высунуть нос наружу, — и снова пурга. В такие дни засиживались допоздна, ведя неспешные беседы.

И очень много читали.

Каждый год корабли из Европы привозили книги на французском, английском, испанском или голландском языках.

В Кадиксе подготовленные заранее таинственные ящики ожидали прибытия корабля Эриксона, подбиравшего книги, вышедшие в Лондоне или в Париже.

Часто корабль заходил в Амстердам, город, где издавали подпольные издания, книги, запрещенные на родине по политическим или религиозным мотивам.

А затем Флоримон, уже особенно не таясь, стал посылать им многочисленные брошюры, романы в прозе или стихах, которые продавались, как «горячие пирожки», потому что благодаря им общество, страждущее света и знаний после столетних религиозных войн, могло утолить свою жажду чудесного и необыкновенного.

Во Франции издатели и книгопродавцы сказочно богатели. Купцы, лавочники, ремесленники расхватывали книги, помогавшие отрешиться от тягот повседневной жизни. Даже нищие и бродяги не составляли исключения. Анжелика видела во Дворе чудес бывших клерков и даже профессоров Сорбонны, в силу разных обстоятельств опустившихся на дно жизни: они читали вслух романы, над которыми обливались слезами воры и шлюхи.

Онорина часто просила старого Йонаса почитать из Библии про Агарь. Слушая эту историю, она всегда вспоминала маленькую девочку с венком из Салема, которую тоже звали Агарь.

Ее не слишком поражала трусость, бесхарактерность и заурядность всех этих великих людей священной книги, вроде Авраама, прогнавшего в пустыню свою служанку Агарь с маленьким сыном, потому что его старая жена была ревнива и не могла простить, что у соперницы есть сын Измаил.

Благочестивый господин Йонас всячески старался подчеркнуть величие этого персонажа, но маленькую Онорину было трудно обмануть.

Впрочем, ничего иного она и не ждала от взрослых.