Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

Анжелика направилась в большую залу. Забившаяся в угол молодая индианка встала, увидев ее, и пошла навстречу, не отрывая глаз от хозяйки Вапассу и вглядываясь в нее с таким напряженным вниманием, словно хотела «пронзить» своим взглядом.

На середине комнаты женщина остановилась и спустила на пол мальчика лет трех-четырех, которого прикрывала полой своей накидки из вывернутого беличьего меха. На вид она была очень хрупкой, ее платье и гетры из замши были испачканы и частично обратились в лохмотья, видимо, вследствие долгого пути.

Волосы ее были перевязаны лентой, обшитой жемчугом, — единственное украшение, которое она себе позволила. В косах, смазанных медвежьим жиром, не было никаких заколок, они были небрежно перехвачены сухожилиями с разлохмаченными концами. У обоих, у матери и ребенка, был смуглый цвет лица, но только потому, что кожа была намазана толстым слоем жира. Из-под мехового капюшона малыша выбивались рыжеватые кудряшки, совершенно непохожие на волосы индейца.

«Похищенный английский мальчик, — подумала Анжелика, — наверное, эту бедную женщину послали обменять его на еду».

На губах индианки появилась слабая улыбка, но глядела она все так же пристально, и это смущало Анжелику. На всякий случай она произнесла первое, что ей пришло в голову, по-французски:

— Здравствуй. Как тебя зовут?

Женщина взглянула на графиню де Пейрак с изумлением, и даже рот у нее приоткрылся. Ответила она также по-французски, четко выговаривая слова, но с несколько крикливой интонацией.

— Госпожа Анжелика! Вы не узнаете меня?

Вспоминая всех индеанок, виденных от Квебека до Салема, Анжелика вглядывалась в худое лицо с обшитой жемчугом повязкой на лбу. На лице индеанки появилось недоверчивое и одновременно испуганное выражение.

— Возможно ли? Значит, и вы тоже меня не узнаете? О, госпожа Анжелика, ведь я Женни Маниго!

Это было настолько невероятно, что в первый момент Анжелика не могла вымолвить ни слова, но затем раскрыла объятия, и «чужая» индеанка бросилась ей на шею.

— Женни! Бедная моя Женни!

— О, госпожа Анжелика! Вы-то не отказались меня обнять!

Анжелика чувствовала, как под потертой рваной кожаной одеждой дрожит худенькое тело По лицу Женин текли слезы, которые она не могла сдержать.

Пережив столько мук, она трепетала теперь от радости и признательности.

— Не будем плакать! — сказала она, отстраняясь и пытаясь опять улыбнуться.

Казалось, она не осознавала, как сильно изменилась с того рокового дня, когда ее похитили неизвестные индейцы и увели с собой в лес, где следы ее затерялись.

— Как я счастлива, что вновь вижу вас, госпожа Анжелика. Неужели это в самом деле вы? Я столько думала о вас, так молила небо оградить вас от опасностей, подстерегающих нас на этой проклятой земле, чтобы я могла надеяться хоть когда-нибудь вас увидеть.

К ней быстро возвращался ее французский, тот бойкий и слегка напевный говор ла-рошельских женщин.

В ее глазах блеснула лукавая искорка, когда она увидела, что Анжелика, помимо воли, вопросительно поглядывает на мальчика, ухватившегося за ее платье.

— Вы хотите знать, чей это ребенок? Но ведь… он мой!

— Конечно, но…

Женни расхохоталась, словно услышав удачную шутку, и вновь стала похожа на прежнюю непосредственную рошелезку.

— Вы уже несколько лет живете на американской земле и знаете не хуже меня, что для индейцев силой взять женщину, будь она пленницей, рабыней или женой, означает навлечь несчастье на вигвам. Не для того я день за днем отказывала господину моему Пассаконавею, чтобы прийти к своим родным с ублюдком, прижитым от индейца, и жить в позоре! Я сказала, что это мой сын, но другого у меня никогда и не было… И вы сами перерезали ему пуповину, и имя ему выбрали вы. Это Шарль-Анри, мой маленький Шарль-Анри…

— Шарль-Анри!