Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

Приглядевшись к малышу, Анжелика действительно узнала Шарля-Анри с его вечно встревоженным взглядом, хотя на сей раз надо было отдать ему справедливость: он имел все основания для беспокойства.

— Я ничего больше не понимаю! Где же вы были, Женни?

— Я была на земле пемакуков и бежала оттуда. А затем мне пришлось бежать и из Голдсборо.

Они сели вдвоем на каменные плиты у камина, потому что Женни отказалась садиться в кресло или на скамейку. В очаге горел огонь, они тихо беседовали вдвоем, и старшая дочь супругов Маниго рассказала Анжелике обо всем, что пришлось ей пережить по милости несправедливой судьбы.

Она была схвачена одним из вождей племени пемакуков, который во главе небольшого отряда рыскал в окрестностях Голдсборо.

Род вонолансетов, к которому принадлежали пемакуки, состоял из множества племен, кочевавших в поисках пищи и добычи после распада союза Нарангезетов. Большая часть из них укрывалась в горах, изредка совершая походы к поселениям белых. Эти индейцы сторонились обычных путей, не желая вести меновую торговлю и принимать участие в войнах. Большей частью они занимались охотой и рыбной ловлей.

Женни Маниго провела несколько лет в зеленых горах, где было селение пемакуков, не имея ни малейшей возможности дать о себе весточку родным. Ее отдали матери сагамора Пассаконавея, что означает «медвежонок». Каждый вечер вождь Пассаконавей приходил к порогу хижины, где поселили молодую пленницу, возложив на нее обязанности служанки. Опустившись на колени, он ставил перед собой миску, наполненную сухими тыквенными семечками. Это было признанием в любви: вождь тем самым давал понять, что пленница пробудила пылкую страсть в его сердце и что он ждет от нее ответа на свое горячее желание. Если бы она взяла тыквенное семечко, это означало бы, что она дает ему согласие.

— Сначала я была в ужасе и со страхом ждала неизбежного, как мне казалось, позора. Но я быстро поняла, что все зависит только от меня. Никто не принудит меня силой, и за отказ меня не подвергнут наказанию. Удивительно, что любовь женщины, если она не дарит себя мужчине добровольно, не доставляет дикарям удовольствия и не ценится. В этом смысле женщина, которой приходится так тяжко работать, остается повелительницей и королевой, причем она не упускает случая показать свою власть. Тогда я успокоилась и стала думать только об одном: как ускользнуть от моих похитителей, как добраться до своих и увидеть мое дитя, маленького моего Шарля-Анри. Эта мысль буквально преследовала меня, ведь в груди моей еще сохранилось молоко, и женщины помогали мне сцеживать его. Я быстро поняла, что убежать будет совсем нелегко. Окружавшие нас горы казались такими безлюдными, словно находились на краю света. Мужчины уходили на охоту или отправлялись в набег, но к нам не показывался никто. Только два раза в селение пришли чужие люди.

В первый раз это был отряд воинов из племени алгонкинов и абенакисов.

Командовали ими знатные господа из Канады, очень любезные и веселые.

Услышав французскую речь, я готова была броситься к ним и молить о помощи.

Но я вспомнила, как мне говорили, что в Новой Франции нетерпимость папистов к протестантам проявляется даже сильнее, чем в самой Франции. Из-за этих фанатиков моя семья бежала в Америку. Если бы они узнали, что я гугенотка, то обошлись бы со мной точно так же, как с пленными англичанами: или увезли в Монреаль, чтобы там окрестить, или отдали бы своим абенакисам. Я осталась бы пленницей, но на гораздо худших условиях. Поэтому я не только не сделала попытку подойти к ним, но стала от них прятаться.