Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

Гонтран был нелюдимой личностью, на которого махнули рукой, предоставив ему возиться с кусочками древесного угля и красками. Была еще Мари-Агнес, запомнившаяся им хуже, — она была совсем малышкой и лежала в колыбели, но они не забыли ее странный взгляд — взгляд хитрой притворщицы.

— Она аббатиса.

— Не может быть! Мари-Агнес была такой же скрытной и дерзкой, как и этот крошка Альберт, которому было два года, когда Жосслен покинул отчий дом.

Альберт был болезненным, он напоминал бесцветного червяка, у него вечно текло из носу…

— Так вот, он теперь тоже настоятель монастыря!

Тут уж оба покатились со смеху.

— Можете мне поверить, — воскликнула Бриджит-Люсия с горящими глазами, — я впервые в жизни слышу, чтобы он так хохотал! Спасибо вам, сестричка, за это чудо.

— А какой вам представлялась я? — не выдержала Анжелика. — Ведь я была такой непослушной, такой фантазеркой, что то и дело доводила до слез тетушку Пюльшери.

— О, ты была Анжеликой — этим все сказано! Мы колебались, кем тебя считать: бесстыдницей или ангельским созданием. Мы не смели вынести окончательного приговора, потому что кормилица Фантина предостерегла от этого нас, старших — Раймона, Гортензию и меня, — как только ты родилась. Помню, с каким торжественным, почти грозным видом она произнесла: «Она не такая, как вы.

Она — фея! Она — дочь звезды!» С тех пор ее слова звенели у всех в ушах даже у Раймона, готов поклясться! Ты стоишь передо мной, а я думаю про себя: «Будь настороже, берегись, она — фея, дочь звезды, она не такая, как остальные». Чем больше я на тебя смотрю, чем больше понимаю, какой ты стала, в кого превратила тебя судьба, тем больше чувствую, как во мне оживают былые чувства.

Он покачал головой и почмокал своей длинной трубкой, чтобы скрыть улыбку.

— Кормилица не ошиблась.

— Я вас понимаю, — сказала чуть позже Анжелика золовке. — Никто не смог бы найти лучших слов, чтобы дать понять сестре, обретенной после тридцатилетней разлуки, что сохранил о ней самые лучшие воспоминания и, несмотря на долгие годы, видит ее именно такой, какой мечтал увидеть.

Заметьте, я и подумать не могла, что он способен на такую тонкость чувств.

Впрочем, что я вообще знала о нем — брате, который старше меня на пятнадцать лет?

И они прыснули, чувствуя себя совершенно счастливыми оттого, что им так хорошо друг с другом, словно они давние знакомые. Обе догадывались, что в эти самые минуты завязываются узы, которые будут скреплены не столько фамильным, сколько духовным родством.

Им предстояло еще столько сказать друг другу — и это будет не болтовня, а обмен самым сокровенным.

Время, однако, шло слишком быстро. Анжелика и Онорина остались в Осиновом поместье всего на одну ночь. Скоро наступила минута прощания. Все наперебой уверяли друг друга, что вскоре снова увидятся.

— Уж я-то непременно вам напишу, — пообещала Бриджит-Люсия.

Глава 40

— Можно подумать, что эта Мари-Анж — твоя родная дочь, — недовольно сказала Онорина. — На самом деле твоя дочь — я.

— Конечно, миленькая, тут и говорить не о чем. Мари-Анж мне всего-навсего племянница. Она похожа на меня, потому что нам случилось быть родственницами. Например, Флоримон — вылитый отец, а Кантор, наоборот, очень похож на своего дядюшку Жосслена.

— На кого же тогда похожа я? — осведомилась Онэ-рина.

Они брели по аллее к дому Маргариты Буржуа. Анжелика, как всегда, пыталась шагать медленнее, но это у нее никак не выходило;

— Так на кого же я похожа? — настаивала Онорина.

— Ну… Мне кажется, что в твоей внешности есть что-то от моей сестрицы Гортензии.

— Она была красивая? — спросила Онорина.