Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

— Его видения, его дар ясновидения вы именуете надежным источником, господин лейтенант полиции? — иронически усмехнулась она.

— Конечно, не это!

И с этими словами он взял со стола какую-то шкатулку. Указав на нее Анжелике, которая не соизволила проявить к ней интереса, он запер ее в шкафу на ключ.

— Письма эти, копии которых переданы мне преподобным Дювалем, не смогут послужить мне доказательством на мирском суде. Тем более я не стану строить на их основании обвинительное заключение. Это совершенно очевидно…

— Однако они составили основу вашей внутренней убежденности?

— Да.

Она по-прежнему не сводила взгляд с окна.

В глубине души она понимала его. Он поймал ее на лжи. Что ей оставалось делать, кроме как солгать? Но разве можно обвинять человека за то, что он блестящий полицейский?

В который раз она сделалась жертвой оговора, в который раз ей бросали обвинения люди, на самом деле близкие ей. Ведь они ей не враги! Зло не проистекало ни от одних, ни от других. Все они походили друг на друга, все хотели одного — справедливости, торжества добра. Божественного мира, который предрекал Христос! И все-таки для них она, Анжелика, была опасностью, да еще какой! Она казалась им всем виноватой. Гарро же и подавно не сомневался в ее виновности: ведь человек, вызванный к нему для прояснения истины и лгущий ему в глаза, заведомо виновен!

— Как жаль! — пробормотала она.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я так радовалась встречам с немногими квебекскими друзьями! Я знала, конечно, что столь короткая остановка и летние хлопоты не позволят толком насладиться приятным обществом, однако мне и в голову не могло прийти, что, захотев со мной свидеться, вы станете бросать мне в лицо новые обвинения.

Вы не можете не знать о помощи, которую мой муж оказывает сейчас в устье Сагенея губернатору Фронтенаку. Мне пришлось расстаться с ним и продолжить путь самостоятельно, чтобы отдать нашу дочь мадемуазель Буржуа, которая займется ее воспитанием. Мне одиноко, мною владеет грусть, я обеспокоена и вот она, дружеская поддержка, которою я нахожу у вас! (Она заметила, что он сжал кулаки и дрожит от бессильной злобы). Посещая Квебек по пути в Монреаль, я справлялась о вас, месье Гарро, но мне ответили, что вы в поле…

— Я и впрямь был там! — вскричал он почти отчаянно. — У себя в имении. Меня отвлек от страды мой секретарь, который доставил очень срочные и угрожающие послания, приплывшие из Франции. Вот я и поспешил назад, боясь вас упустить.

Он обреченно указал на бумаги и раскрытые папки, устилающие его стол.

— Все это исходит, как всегда, от господина Кольбера, но тут нет числа всяческим ответвлениям, интригам, соперничающим самолюбиям. Поди знай, кто на самом деле стоит за приказами, которыми он обстреливает меня, как из пушки…

— Ясно одно, месье Антремон: король не лишил нас своей дружбы. Мы располагаем достаточными подтверждениями этого. Если за этими скандальными и смехотворными требованиями стоит сам Кольбер, то это значит, что он действует, не уведомляя государя; впрочем, я сомневаюсь, чтобы этот министр, человек уравновешенный и не вмешивающийся в столь суетные делишки, был в курсе происходящего.

— Я не могу знать, что «они» прячут в рукаве.

— Было бы неразумно полагать, что голословных заявлений отца Марвиля, который не питает к нам любви и не прочь, наверное, возбудить против нас паству, достаточно для обвинений. Иезуиты — народ серьезный. Вряд ли они станут теперь наушничать против нас его величеству.

Лейтенант полиции выглядел удрученным.

— Но мученическая смерть отца д'Оржеваля служит подтверждением серьезности его последних писем, последних анафем. Я не хочу предстать невежей, просто отказывающим даме в праве взглянуть на столь выразительные письмена.

Знайте: теперь вы предупреждены и должны соблюдать осторожность.