Дорога надежды - Анна Голон, Серж Голон

Ад, казалось, свелся к этой единственной испуганной паре, тогда как другие угадываемые ею формы вполне могли бы означать отдыхающих в коровнике коров или овец в овчарне. Анжелика, уставшая от бреда, желая положить конец злополучному абсурду, донимавшему ее этими странными видениями, попыталась привести в действие два века, которые ей надо было просто-напросто поднять, и она вложила все силы в это трудное дело, ибо свинцовые веки ее слиплись, спаялись насмерть. И вот в нее проник свет. Невероятно медленно она открыла глаза, узнала полог над кроватью, вышитых шелковых птиц, неотступно преследовавших ее в страданиях и лихорадке.

Свет сладкий, как мед, в ночнике из тонированного стекла, озарял альков.

Музыкальные ноты… Это дождь, звонко капающий за окном.

С невыразимым усилием она повернула голову, чтобы не видеть больше птиц, которые начали уже расправлять шелковые крылья, и увидела ангелов, на сей раз в одиночестве сидящих у ее изголовья и наблюдающих за ней. Это не удивило ее. Из ада — в рай. Однако рай — это не Небеса, подсказал ей затуманенный рассудок, всегда отвергавший пассивность и вновь вступавший в свои права.

Рай всегда на земле. Как, впрочем, и ад. Рай — это земное счастье, таинственным образом отделившееся от вечного блаженства. Глядя на этих столь прекрасных существ, расположившихся у ее изголовья, склонившихся друг к другу, так что их белокурые волосы переплетались в самозабвенном порыве, сближавшем их усталые головы, она поняла, что ей было ниспослано откровение: ничтожная часть чего-то запредельного, казалось, приоткрылась ей, возносившейся к вечному свету.

В этот миг небесные посланцы взглянули друг на друга. Свет, лучившийся из их ясных глаз, преобразился в страстное выражение ослепительной признательности, и по их тонким и таким близким очертаниям, вырисовывавшимся в золоте горящей лампы, она поняла, что их губы, не ведающие проклятия телесности, часто сближаются. Буква А на их груди, лучистая пунцовая буква, разрасталась до огромных размеров, образуя слово, красное, фосфоресцирующее слово — ЛЮБОВЬ.

«Так вот оно, — сказала она себе, — это новое знамение. Я его не понимала раньше — любовь».

Пронзительная правда, прежде искаженная, неполная, непризнанная, властно заявляла о себе, запечатлевалась в огненных буквах:

В духе, Но посредством тела Утверждается Любовь.

— Она проснулась!

— Она пришла в себя!

Ангелы перешептывались по-прежнему по-английски.

— Моя возлюбленная сестра, ты узнаешь нас?

Ее удивило это обращение на «ты», к которому, как ей говорили, прибегали на английском, лишь обращаясь к Богу.

Они склонялись над ней, ее пальцы ощущали шелк их пышных волос.

Значит, это не сон. Следовательно, с их помощью она стала хранительницей великой тайны.

Они обменялись взглядом, в котором сквозила ликующая радость.

— Она возрождается!

— Позовите Черного Человека.

Опять Черный Человек! Неужели ей снова предстоит погрузиться в это сумрачное безумие? Анжелика устала от бреда, от бесконечных трансов.

Она ускользнула, вверившись сну, как вверяются материнской груди.

На сей раз она знала, что погружается в благодетельный сон, здоровый человеческий сон, глубокий и живительный.

От грохота повозки у нее раскалывалась голова. Надо было остановить этих лошадей, которые тянули за окном тяжелые двухколесные тележки.

Она слишком много спала, слишком глубоко, слишком долго.

— Надо ее разбудить.

— Просыпайтесь, любовь моя…

— Просыпайся, малышка! Пустыня осталась далеко позади. Мы в Салеме.

Голоса взывали к ней, захлипали ее, тревожили, повторяли: «Салем, Салем, Салем. Мы в Салеме, в Новой Англии. Просыпайся!»