Последняя королева - Гортнер Кристофер Уильям (2006. 2008)

После нашего титулования обстановка несколько разрядилась. Ни Филипп, ни Безансон не стали оспаривать титул принца-консорта, и теперь мы ждали, когда мой отец подготовит почву для заседания своих кортесов в Арагоне. Он собирался отправиться в Сарагосу осенью, после того как спадет жара. Пока же нам приходилось искать убежища от самого жестокого лета из всех, что я помнила, – настоящего ада, от которого обугливались листья на деревьях, трескалась земля и пересыхали реки.

После того как несколько человек из фламандской свиты захворали от зараженной воды, мать начала строить планы отправить нас в более прохладные и здоровые окрестности Аранхуэса. Но тут с письмами из Фландрии пришло известие еще об одной неожиданной смерти. Среди отчетов мадам де Гальвен о здоровье моих детей оказалась печальная новость: моя дуэнья донья Ана скончалась в возрасте шестидесяти семи лет от постоянно преследовавшей ее трехдневной лихорадки. Мадам писала, что Элеонора особенно тяжело переживала смерть доньи Аны, и за ней приехала Маргарита, чтобы на время забрать к своему двору в Савойю.

Смерть дуэньи оказалась для меня неожиданно тяжким ударом. Она была частью моей жизни с тех пор, как я себя помнила, мирилась с моей детской непокорностью и стремлением к независимости, а затем пыталась приспособиться к жизни в чужой стране. Мы с фрейлинами послали деньги на молитвы за упокой ее души, но вскоре меня отвлекло от горя новое известие: по Толедо распространилась эпидемия водянки. За несколько дней почти все население бежало из города. Мать распорядилась, чтобы мы немедленно уезжали, и послала гонца в Оканью, куда отправился на охоту Филипп.

Когда я собирала вещи, в мои покои вбежал паж:

– Ваше высочество, приходите немедленно! Мессир архиепископ Безансон тяжело болен!

Я замерла. Безансон славился своей склонностью объедаться маслинами, овечьим сыром-манчего и нашим знаменитым хамоном. После приезда в Испанию он страдал коликами чаще, чем младенец, и у меня не было никакого желания спешить к его постели.

– Он в доме маркиза де Вильены, – добавил паж. – К нему позвали личного врача ее величества. Говорят, что у него, возможно, водянка.

Я похолодела:

– Идем, Беатрис.

Мы поспешили по иссушенным солнцем улицам к дому Вильены.

Маркиз встретил меня в зале, одетый словно ко двору – в красном камзоле, с напомаженными волосами. Мне показалось, что на его тонких губах под безупречной эспаньолкой промелькнула улыбка.

– У него понос с черной желчью. Вам нельзя к нему подходить, ваше высочество. За ним ухаживает доктор де Сото, и его высочеству уже сообщили. Если хотите, можете подождать в зале.

Он проводил меня в зал, словно приглашая на ужин. Поняв, что жизнь и здоровье Безансона маркиза нисколько не волнуют, я в тревожном ожидании села рядом с Беатрис, пока слуги несли нам закуски. Как мог заболеть Безансон? Он пробыл в гостях у Вильены несколько дней, но маркиз выглядел вполне здоровым, так что дело не могло быть в воде. Может, зараза попала к нему в пище?

Мысли носились у меня в голове, словно крысы на чердаке. Когда на исходе дня появился Филипп, нервы мои были на пределе. Я поспешила ему навстречу, но он оттолкнул меня и быстро поднялся в покои Безансона, приказав следовать за ним.

В комнате стояла влажная жара, пропитанная зловонием. Филипп рявкнул промокшему от пота королевскому врачу, склонившемуся над лежащим навзничь Безансоном:

– Прочь отсюда, еврей!

Сото выскользнул за дверь. Я попыталась удержать Филиппа, но он яростно посмотрел на меня и шагнул к кровати.

– Mon père,[29] – услышала я его шепот. – Это я, ваш преданный сын. Я здесь.

Безансон застонал, слепо нашаривая руку Филиппа.

– Слушай, – дрожащим голосом пробормотал он, и я придвинулась ближе. – Заговор… Это… заговор. – Послышалось тяжелое дыхание архиепископа. – Король… ты должен… яд… меня отравили…

– Ложь! – в гневе выкрикнула я.