Красные листья - Полина Саймонс (1999)

Кожа у нее была очень бледная, хотя щеки разрумянились от ветра. На мгновение она подняла глаза от ботинок. Их взгляды встретились. У нее было крупное, овальное лицо. Очень молодое. Но это если вы не видели глаз. Они были мягкие, коричневые, а под ними можно было разглядеть (потому что они были достаточно заметны) грустные полукружия, которые делали ее старше. И еще. Ее глаза были обрамлены черными ресницами, милыми, даже прелестными, придававшими всему ее облику налет какой-то ранимости. Комбинация этой невинности в глазах, и этих линий вокруг них, и этих ресниц — все это вместе создавало некую беспокойную, тревожную картину.

Откашлявшись, Спенсер произнес:

— К вашему сведению, на морозе тело человека охлаждается со скоростью один градус в минуту.

— А, — сказала она, и углы ее рта сложились в улыбку. — Спасибо за информацию.

— Да. Но я смотрю на вас уже в течение пяти минут. Может быть, даже шести.

Она отбросила волосы назад, не выпуская из пальцев шнурки.

— Ну и как я выгляжу?

Их взгляды встретились снова, и она улыбнулась ему своими потрескавшимися губами. Он напустил на себя серьезный вид, что оказалось нетрудно, поскольку Спенсер был человек серьезный, и ответил:

— От вашего вида мне становится холодно.

— В соответствии с вашими расчетами я должна быть сейчас мертва. Один градус в минуту, ничего себе!

— Нет, вы не умерли. Пока еще, — произнес он, почти улыбаясь. — Однако изрядно окоченели. Есть опасность, что и обморозились. Небось уже все онемело.

Она коснулась своей ступни:

— А знаете, возможно, вы правы. Я даже не чувствую сейчас холода.

— Вот видите.

Он увидел, как ее губы растянулись в озорную улыбку.

— В таком случае, может быть, вы перестанете меня отвлекать и дадите возможность надеть другой ботинок, чтобы я, в конце концов, получила возможность выжить?

Спенсер замолчал, глядя, как она зашнуровывает второй ботинок.

— А где ваши носки? — спросил он.

— В стирке, — сказала она вставая. — А вы-то кто?

Она смотрела сейчас прямо на него, и Спенсер вдруг осознал: «Да ведь она прекрасна!» Перед ним была красавица, это было совершенно очевидно и неоспоримо. Высокая, стройная красавица. Она была похожа на топ-модель, даже со своими растрепанными волосами. «Глаза у нее бездонные, — подумал Спенсер, — загадочные глаза». Он почувствовал знакомый толчок изнутри. Спенсер был еще достаточно молод, чтобы помнить свои школьные годы, когда он чувствовал похожий толчок каждый раз, проходя по коридору, где стояли девочки. Они были в облегающих белых свитерах и прижимали книги к своим начинающим развиваться грудям.

Поднявшись по лестнице, он снял перчатку и протянул руку:

— Спенсер Патрик О'Мэлли.

Ее рукопожатие было мягким. И рука у нее была теплая, на удивление теплая. Босая девушка на улице, в ноябре, в Нью-Хэмпшире, в мороз — и с теплыми руками.

Она спросила:

— Спенсер? Так вы тезка Спенсера Трейси?

Спенсер глубоко вздохнул:

— Да, тезка. Но мы не родственники.

— А вы и не похожи даже. Кристина Ким.

— Рад познакомиться с вами, Кристина. Могу я вас проводить куда-нибудь, где вы могли бы согреться?

— Нет, спасибо. Я сейчас пойду в это здание.

— В Торговую палату?

— Нет, в «Обозрение», — сказала она.

— А-а-а, — сказал он. — Вам не кажется, что эта газета придерживается несколько крайних взглядов?

— Нет. — Она засмеялась. — Но реакция на эти взгляды газеты действительно зачастую бывает весьма даже крайней. — Ее рука все еще находилась в его руке, и она медленно ее убрала. — Если бы у вас нашелся бумажный носовой платок, я была бы вам очень обязана, — сказала она, хлюпая носом.

— К сожалению, нет. — Он посмотрел на ее оживленное лицо. Ее губы улыбались тоже. — Должно быть, вы с Крайнего Севера? Холода совсем не чувствуете.