Красные листья - Полина Саймонс (1999)

— Меня продержали здесь всю ночь, — тихо произнес Френки, — потому что я отказался говорить с ними. Они думали, что это сделал я. Наверное, так?

— А это сделал ты?

— Конечно, нет! Но все же почему они продержали меня здесь всю ночь?

— Мой напарник, Уилл, очень недоверчивый. Тебе надо было поговорить с ним. Он бы тебя тогда отпустил.

— Да, понимаю, — громко произнес Френки, а затем снова тихо добавил: — У вас классное имя. Случайно не в честь Спенсера Трейси?

— Мои родители верны своим пристрастиям, — сказал Спенсер. — Если бы я родился девочкой, мама назвала бы меня Кэтрин [40].

Френки мягко рассмеялся:

— Да, и меня мама назвала Френки после постановки «Френки и Джонни» [41].

Спенсер улыбнулся:

— Но ведь во «Френки и Джонни» Френки — девушка.

— В этом-то и вся ирония, — сказал Френки.

Спенсер не мог удержаться от смеха. Френки сидел, взгромоздив ноги на стол, и был одет в тщательно отутюженные свободные клетчатые брюки, черно-белую пеструю вязаную фуфайку и черную бейсболку, надетую козырьком назад. Он выглядел как спортивный фанат, но ухоженный и даже холеный.

— Френки, не мог бы ты снять ноги со стола? Чтобы мы могли потолковать серьезно.

Френки убрал ноги.

— Значит, рассказывай, — улыбнулся Спенсер, делая глоток черного кофе. — Рассказывай.

— Но я уже все вам рассказал. Тогда по телефону, помните? Снова, что ли?

— Френки, тебе придется рассказывать одно и то же, по крайней мере, раз шесть, пока мы будем иметь дело с тобой. А потом еще будет суд, и тебе придется выступать перед большим жюри — это раз, отвечать на вопросы прокурора — это два и еще раз для адвоката — это три. Все твои рассказы будут запротоколированы, и, если в твоих показаниях обнаружится несоответствие, то есть если они не будут сходиться, защита может потребовать подвергнуть тебя судебному преследованию. Так что будь осторожен и одновременно искренен. Расскажи, как все это происходило.

— Хорошо, мне все понятно. — Френки понизил голос, его раскованные манеры исчезли. — Но я не хочу чувствовать себя доносчиком.

— Ты из-за этого не хотел возвращаться в Дартмут? — спросил Спенсер.

— Не хотел возвращаться? О нет. — Френки кивнул. — Хм, действительно да, что-то в этом роде… Я почувствовал во всем этом что-то нехорошее. Я думал, что лучше мне остаться дома и переждать.

— Вот как? Переждать, значит?

— Не очень долго. Я и сейчас себя чувствую так, как будто предаю своих друзей. Вы знаете, за такие дела мафия на меня надела бы железный ошейник.

— Но, Френки, здесь нет мафии, и твои друзья не крестные отцы. Никаких железных ошейников не будет, я тебе обещаю.

— Да. Но все равно я предаю своих друзей.

— Френки, ты же понимаешь, мы все являемся винтиками в колесах машины закона. Таковы правила обитания в нашей Вселенной. Поэтому давай начнем действовать сообразно этому. Рассказывай.

Френки снял бейсболку, внимательно ее осмотрел, а затем надел снова.

— Вы что, собираетесь прочитать мне лекцию на тему, что, мол, негоже замалчивать то, что знаешь, пока дьявол разгуливает по земле? — спросил он.

— Конечно, не собираюсь, — сказал Спенсер. — Но если ты считаешь, что тебе такая лекция необходима…

— Не думаю, что она мне необходима, детектив О'Мэлли.

Спенсер не спускал глаз с Френки:

— Надо понимать так, что, когда мы с тобой разговаривали по телефону, ты сообщил мне не все. Верно?

Френки кивнул:

— Верно.

— Френки. — Спенсер встал. — Господи! Что же ты? Это не очень хорошо с твоей стороны.

— Я извиняюсь. Я был так ошарашен и расстроен, ваш звонок тогда просто застал меня врасплох. Я не знал, что делать. Приношу извинения.

Спенсер сел снова и призвал его к разговору:

— А как я могу быть уверен, что на этот раз ты рассказал мне все?