Красные листья - Полина Саймонс (1999)

Она увидела, как он что-то спросил у Альберта одними глазами, а тот пожал плечами, улыбнулся и скрестил руки в молитвенном буддийском приветствии.

Джим последовал за ней.

— Ты должна хотя бы иногда запирать свою комнату, — сказал он. — Это же здесь непреложное правило.

— Да, но что тогда будет с собакой?

Они спустились по лестнице на три пролета и вышли в боковую дверь, из которой можно было быстро дойти до рощи. Общежитие стояло на крутом холме, по которому тянулась длинная лестница с невысокими деревянными ступеньками, обрываясь далеко внизу, у шоссе. По другую сторону шоссе она продолжалась снова и заканчивалась у реки Коннектикут. От подножия лестницы был перекинут каменный мост длиной примерно метров пятнадцать. После моста дорожка вела прямо ко входу в библиотечный корпус, который назывался Фелдберг-центр, или просто Фелдберг. Ограждение на этом мосту было выполнено в виде бортиков, похожих на стены, только высотой около метра, выложенных из камня с кристаллическими вкраплениями. Вниз с моста смотреть было страшновато: покрытый лесом склон был очень крутой, а метрах в двадцати пяти внизу поблескивало бетонное шоссе.

— Послушай, — сказал Джим, показывая на мост. — Ты еще по этой штуковине в этом году ни разу не проходила.

Кристина посмотрела на мост, потом на Джима. Они свернули в сторону от моста.

— Наверное, не представилось случая, — сказала она, — как следует выпить. Да и холодов настоящих пока не было.

— Ах да, я забыл, тебе ведь нужен для выступления настоящий мороз. Иначе не так интересно. Правильно?

— Правильно, — ответила она, думая: «Он пытается меня задеть. Почему?»

— А знаешь, завтра ожидается сильная метель, — сказал Джим.

— Отлично, возможно, как раз завтра я и совершу свой первый в этом году поход, — мягко проговорила Кристина.

Джим не ответил, и они прибавили шагу, чтобы поскорее добраться до библиотечного корпуса Бейкер-центра.

Они сидели и занимались, но мысли Кристины были далеки от «Этики» Аристотеля. Она думала о предстоящих праздниках Дня благодарения. Вспоминала, как проходили прежние. Через два дня среда, и ее друзья разъедутся. Интересно, будут ли открыты на праздники кафе и рестораны? Она помнила только, что раньше почти каждый день ела суп в «Обедах у Луи» и португальские булочки в кафе «Все, кроме анчоусов». И еще апельсины у себя в комнате.

Джим продолжал читать, иногда отрываясь от книги, чтобы спросить о чем-нибудь Кристину — разумеется, по поводу прорабатываемого материала, но она никак не могла сосредоточиться. Ей хотелось сказать ему: «Давай уйдем отсюда. Уйдем куда-нибудь. Например, возвратимся в общежитие и отведаем стряпню Конни, а потом споем песенку «Счастливого дня рождения» для Альберта».

Кристина погладила руку Джима. «А вообще, существовало ли такое время, когда ты был влюблен в меня без памяти, — думала она, — или мне это просто пригрезилось? Ты очень умный, объездил почти весь мир, и впереди у тебя в жизни светлая, широкая дорога. Но что же случилось с нами? Все становится так плохо».

Она встала:

— Джим, давай возвратимся.

— Крисси, я еще не закончил.

— Я знаю, — возразила она. — Но Конни испекла пирог. К тому же мне нужно выгулять собаку.

— Альберт с ним сходит, — сказал Джим. Она сложила свои книги и объявила:

— Я ухожу. Пожалуйста, пошли вместе.

— Нет, мне нужно остаться и закончить работу, — ответил он и углубился в Аристотеля.

Этот Аристотель писал, что добродетель требует, чтобы правду мы почитали выше своих друзей. Кристина встряхнула головой. «Этика» всегда была для нее самой трудной. И «Критика практического разума» Канта тоже. Большую часть своей жизни Кристина боролась против своего собственного категорического императива. Ее окружали люди, которые, в общем-то, ей были не нужны, но именно с ними приходилось проводить время. А вот Спенсер… Кристине показалось, что он ей нужен.