Между тем зазвучали первые аккорды полонеза, и пары одна за другой начали выстраиваться на середине зала. Некий важный петербургский сановник пригласил Наталью Борисовну. В ответ Дмитрий поспешил пригласить молоденькую племянницу сановника, которой грозило простоять полонез у стены. Очень скоро на освободившемся пространстве рядом с Юлией остались лишь Загрядский и Виолетта.

— Иди танцевать с Николаем, пожалуйста, — умоляюще шепнула Юлия подруге. — Неужели ты не понимаешь, что мне только хуже от вашей опеки?

— Хорошо, — вздохнула Виолетта. — Но только обещай, что никуда не сбежишь до нашего возвращения!

Юлия расправила плечи и горделиво усмехнулась.

— Ну, разумеется, я никуда не сбегу! — с достоинством ответила она. — Только трусы бегут с поля боя, а я никогда не относила себя к их числу!

Взяв у проходившего мимо лакея бокал шампанского, она отступила к мраморной колонне и с уверенно-невозмутимой улыбкой стала наблюдать за танцующими парами.

Когда Матвей с друзьями вошел в бальный зал, полонез подходил к концу. Обругав себя за нерасторопность, Матвей быстро отыскал глазами Юлию. Его сердце болезненно сжалось, когда он увидел ее, одиноко стоявшую у колонны с таким гордо-независимым видом, что ему могла бы позавидовать любая королева. Глядя на эту роскошную, самоуверенную красавицу нельзя было и подумать, что в ее душе сейчас настоящая буря и что она отчаянно нуждается в сочувствии и поддержке. Юлия Прозоровская могла вызывать у людей любые чувства, но только не жалость и не желание взять ее под опеку. В этом была ее сила и одновременно слабость, ибо гордые, независимые личности всегда вызывают у окружающих жгучее желание втоптать их в грязь.

Подойдя к Юлии, Матвей представил ей своих приятелей. Азанчевский тут же наделал девушке восторженных комплиментов, а затем категорично заявил, что сегодняшнюю мазурку она должна танцевать только с ним.

— В таком случае я прошу себе котильон, — сказал Репнин. — А пока, мадемуазель, позвольте предложить вам тур вальса. — И проигнорировав возмущенный взгляд товарища, он закружил Юлию.

Следующий вальс Юлия танцевала с Азанчевским, который так смешил ее своими казарменными остротами, что она несколько раз сбивалась с ритма. Когда же она вернулась на место, ее ожидала целая толпа кавалеров, сгоравших от желания предложить свои услуги. В одну минуту почти вся бальная карточка Юлии оказалась заполненной, а затем то же самое произошло с бальной карточкой Виолетты — к большому неудовольствию Николая, которому совсем не улыбалось видеть молодую вдову в окружении поклонников. И понеслась череда веселых танцев, забавных шуток и непринужденных, игривых разговоров.

Мало-помалу к Юлии начали подходить и те мужчины, которые поначалу упорно не желали ее замечать. Теперь же, видя, что другие вовсе не чураются ее общества, они торопились загладить свою оплошность и град цветистых комплиментов сыпался на Юлию со всех сторон, словно из рога изобилия. Разумеется, все это было отлично замечено другими женщинами и Матвей то и дело слышал за своей спиной их злобное шипение. Впрочем, ни Юлию, ни ее кавалеров оно не смущало — хотя бы потому, что они просто ничего не слышали, а если кто-то и слышал, то благоразумно пропускал мимо ушей.

Перед началом мазурки Матвей вспомнил, что за последние шесть часов не выкурил ни одной сигары. Так как в мазурке он не участвовал, то решил, что сейчас самое время прогуляться до мужской комнаты. Когда он вернулся, мазурка уже закончилась и все общество перемещалось в банкетный зал. Матвей уже собрался последовать за остальными, но его неожиданно окликнул Самборский.

— Благородный молодой человек! — с чувством произнес он, крепко сжимая руку Матвея. — Вы даже не представляете, как я вам благодарен… за то, что вы сегодня сделали для моей бедной Юленьки!

— Ну что вы, Андрей Евгеньевич, — смущенно отмахнулся Матвей. — Ничего особенного я не сделал.