Сестра моя Боль - Наталия Кочелаева (2013)

Но его мечты не сбылись. Альберт не звонил и не приезжал, вообще не давал о себе знать. Лето куда-то умчалось на рисковых стрижиных крыльях, в палисаднике расцвели астры, лиловые и белые, только красных в том году не было. Потом зарядили дожди, и дни все стали одинаковые, серые, а если и происходило что-то, то страшное. Как-то утром в воде у набережной всплыл утопленник. Мальчишки бегали смотреть, а Руслан с матерью не нарочно проходили как раз мимо. Страшен был мертвец, весь в лохмотьях и водорослях, лицо изъедено так, что не поймешь, мужик или женщина, но волосы длинные, белые… Мать прижала голову Руслана к себе, чтобы он не смотрел, и Руслан чувствовал, как она вздрагивает, словно от холода.

Потом приехала милиция, и труп увезли. Так и не дознались, кто был этот несчастный.

– Приезжий какой-нибудь, – говорили люди.

Снова пришлось рано вставать, ходить в школу, давиться завтраком – оладьи и какао, бурые расплывчатые пятна на скатерти. Такие же пятна появились у матери на щеках, но она была все такой же красивой, все так же загадочно и равнодушно улыбалась. Потом выпал снег. В холодной прихожей стоял бочонок с квашеной капустой, и в течение дня мать пять-шесть раз подходила к нему, замотав голову бабушкиным шерстяным платком. Она ела капусту, вынимая ее горстями из бочонка, ела и смаргивала подступавшие слезы, а пробегающие мимо кумушки-соседки беззлобно подшучивали над ней: «Соли, Алевтинка, покруче!» В городке теперь к ней относились на диво доброжелательно, словно «положение» сделало ее проще и понятней людям.

В феврале мать родила маленькую, слабую девочку, которой долго не могла подобрать имя. Мать вернулась домой одна, малышка оставалась в больнице.

– Как мы ее будем звать? – допытывался Руслан, косясь в угол дальней темной спаленки, где стояла старая кроватка, еще он сам в ней спал.

– Не знаю. Может быть, Анечкой. Или Катей, – отвечала мать.

– А можно Эльвирой?

Мать удивилась, ее усталые глаза вдруг стали ярче.

– Эльвирой? Почему же Эльвирой? Где ты слышал это имя?

Но это было не важно, не важно. Диковинное имя казалось Руслану памятью о невозможном, счастливом мире, который был рядом, но оказался вдруг потерян.

– Пожалуй, и Эльвирой, – согласилась мать. – А ты будешь ее любить?

– Да, – сказал он.

– Люби ее очень сильно.

Девочка пошла на поправку.

Когда из роддома принесли Эльку, мальчик был сильно простужен и не ходил в школу. Его заставили нацепить дурацкий марлевый намордник и пустили посмотреть на сестренку. Она была очень складненькая, глаза смышленые, и улыбалась, как мать, ямочками на щеках. Пожалуй, ее можно было любить.

Глава 2

Девочка росла на руках у брата и бабушки – мать была странно равнодушна к новорожденной, может быть, потому, что не кормила ее грудью. В кухне появились коробки молочной смеси – щекастый ребенок в кружевном нагрудничке смотрел с коробки бессмысленно-счастливым взором. Еще Элю кормили из бутылочек, за которыми Руслан ездил по утрам на молочную кухню, ездил на велосипеде. Бутылочки весело позвякивали в корзинке, привязанной к багажнику. Порой он сам и кормил сестру, никогда не отказывался. Приятно было держать на руках толстенькую девочку, чувствовать, как старательно она причмокивает. Иногда она начинала сосать медленнее – уставала или задремывала, и тогда нужно было потянуть пузырек к себе, и Элька, опомнившись либо испугавшись, что бутылочку сейчас заберут вовсе, снова принималась причмокивать. Да, а потом малышку нужно было поставить столбиком и погладить по спине, и, когда из нее почти музыкальным раскатом выходил проглоченный воздух, Руслан сам ощущал облегчение.