Сестра моя Боль - Наталия Кочелаева (2013)

– Натворил что-нибудь? – без упрека спросила мать, услышав весточку от «класснухи». – Учительница твоя от безделья мается, у нее даже кошки нет, вот и фантазирует в свое удовольствие…

Но все равно пошла. И Руслан пошел – тайком.

Элька угомонилась рано. Руслан дождался, когда мать выйдет из дома, и дворами пошел за ней.

Занятия у второй смены закончились, в школьных коридорах еще отзывалось многоголосое эхо. Пахло мелом и хлоркой, угрюмая техничка возила по линолеуму грязнющую тряпку и бубнила себе под нос, словно бранилась с кем-то. Руслан боялся, что уборщица прогонит его взашей – не топчи, мол, вымытого пола, нечего тебе тут делать! – но та словно и не заметила его, продолжала возить и бубнить, бубнить и возить тряпкой по полу. Замирая от звука собственных шагов, Руслан дошел до своего класса и уже на подходе услышал хорошо поставленный голос «класснухи»:

– Нельзя так, Алевтина Васильевна. Мальчишка у вас умненький, способный. А вы его в няньку превратили, в домашнюю прислугу. На собраниях вы не бываете. В родительском комитете участия не принимаете. Между тем мальчик невнимателен в классе, учителям дерзит. Учительница литературы, например, отказывается вести урок в его присутствии. Она у нас только из института, молоденькая совсем, а он ей вопросы заковыристые подкидывает. Только Наталья Николаевна за него горой, так ведь английский – это еще не все!

Мать отвечала что-то – слишком тихо, чтобы расслышать, но Руслан примерно знал, что она говорит. Например, что учительницы, даже вчерашние студентки, должны знать свой предмет лучше учеников; что в родительском комитете и без нее довольно активисток; что мальчик сам любит возиться с сестрой…

– Да что ж, что ему нравится! – звонко воскликнула Любовь Ивановна, подтвердив догадки Руслана. – Мало ли! Вы сами должны заниматься малышкой, а также и вашим старшим сыном! Все работают. А у вас еще не самая тяжелая служба, да! Другие матери вон на стройках работают, а не то…

Руслан так и не узнал, что хотела сказать учительница. Судя по грохоту, мать резко встала, уронив, должно быть, стул, бросила злым шепотом пару слов (Руслану послышалось «пошла ты», но, может, она сказала, «ухожу я»?) и вышла, едва не засветив ему по лбу дверью. Руслан отскочил в сторону, ожидая гневного окрика матери, но та не обратила на него внимания, поспешила к выходу – высокие каблуки ее сапожек звонко застучали по кафельному полу. Вслед за матерью из кабинета вылетела «класснуха». У нее горело лицо, и химические кудельки над толстым пористым лбом стояли дыбом.

– Нахалка! – прокричала она тем истерическим голосом, какой у нее появлялся, когда ее доводили ученики. – Дрянь!

Ее нога в тупоносой туфле ступила на тряпку, забытую у порога техничкой, тряпка сочно жвакнула, поползла по кафелю. Любовь Ивановна ахнула и засеменила, пытаясь сохранить равновесие, но не удержалась и рухнула навзничь.

Некоторое время она лежала, не двигаясь, и Руслан тоже застыл от ужаса – он решил, что «училка» разбила голову или сломала позвоночник о порог.

– Ох, ох, – завела Любовь Ивановна, пытаясь сесть, и у Руслана отлегло от сердца. – Ох…

Она сказала несколько слов, которых педагогу знать и употреблять не полагалось, и села. По лицу у нее текла кровь – при падении она задела щекой торчащий из двери ключ.

– У-у, – промычала Любовь Ивановна и достала из кармана клетчатый носовой платок.

Она сказала еще одно слово, которого Руслан не разобрал. Он решил, что пора ретироваться. Ему удалось выбраться из школы незамеченным и незамеченным вернуться домой. Мать еще не приходила. Он включил маленькую лампочку над письменным столом и сел за учебники, но сосредоточиться не мог. Мысли не давали ему покоя, и мысли все такие дурацкие! Он думал: что за слово сказала «класснуха»? Только ночью, во сне, это слово пришло к нему и заставило содрогнуться…

На следующий день он чувствовал себя вялым и разбитым.