– Просто пытаюсь реконструировать картину, – мягко ответил сержант. – Таким образом, в половине шестого ты был у старого эллинга. Верно?

– Плюс-минус несколько минут. Пять, самое большое десять.

– Боже праведный! – простонал сержант. – Ты способен остановиться на чем-нибудь одном? Половина шестого и без двадцати шесть – это, знаешь ли, существенная разница!

– Половина шестого.

– Уверен?

– Уверен.

– Что держало ее у дерева, Джон?

Старик невидяще повел глазами.

– Не знаю. Шаль. А может, веревка. Понятия не имею.

«Боже, дай мне терпения!» – подумал Рекальдо, но сдержался.

– Пошли. – Он взял Спейна за рукав и поднял на ноги. – Ты сказал, она стояла, прислонившись к дереву. Покажи, каким образом. – Сержант с каменным лицом подошел к лежащему на земле телу.

Спейн упал на колени, согнулся пополам, его плечи сотрясали судорожные рыдания.

– Я не сказал, что это была веревка. Мне показалось, что ее что-то держало у дерева.

Рекальдо оставил его на несколько минут в покое, а затем вновь вздернул на ноги.

– В таком случае, ради всего святого, не тверди мне больше о веревках. Ты меня слышишь? Ты все только путаешь! Тело привалилось к стволу. Опиралось на нижние ветви. Ты это хотел сказать?

Спейн согласно кивнул.

– Да. Выглядело так. Она словно прислонилась к дереву.

– А раньше ты видел ее в подобной позе?

– О да, очень часто. Но только по вечерам. Стояла спиной к дереву, опершись одной ногой о ствол, лицом к бухте. И, как правило, курила. Кричала мне: «Удачи, Джон Спейн! Хорошего клева!» – и заливисто смеялась. «Рыболов Спейн!» Намек на апостола Петра [6] сильно ее забавлял.

– Так ты утверждаешь, что кровь сочилась у нее из уголка рта? – тихо переспросил Рекальдо. И пока старик переваривал в голове вопрос, пристально смотрел на него.

– Да. Кровь была в уголке губ, я так бы сказал, – пробормотал он, не поднимая головы. – Нет, стекала вниз. Или так показалось из-за брызг. – Он посмотрел на воду. – Ночью прошел дождь. Наверное, это он смыл ее кровь на шею. – Спейн покачал головой. – Текла, капала… какая разница. Я знаю одно – она была мертва.

Рекальдо возвел глаза к небу, однако не позволил себе сорваться. Ему не нравилось положение, в которое он попал. Он был ближе Джону Спейну, чем кто-либо другой, и сам в немалой степени походил на старика. Спейн был чужаком с пугающим, скандальным прошлым. Он жил на отшибе, в стороне от сельской общины, которая хоть и терпела его, но не собиралась принимать и не желала считать своим.

Лет семидесяти пяти, он был силен и крепко сбит, выше среднего роста, сохранил широкие плечи атлета, хотя сутулился при ходьбе так, словно когда-то перенес серьезную травму позвоночника. Лицо почти ничего не выражало, кроме печали. Спейн редко улыбался, но иногда его приятное лицо озарялось доброй, располагающей улыбкой, хотя покрытые пятнышками зубы были явно мелковаты для такого широкого рта. Обветренная кожа приобрела рыжевато-смуглый оттенок, седеющие волосы на веснушчатой макушке поредели. Слегка вздернутый нос придавал Джону Спейну нелепый, клоунский вид и, подчеркивая самоуничижительные манеры, никак не соответствовал его острой проницательности. Но самой яркой чертой этого много повидавшего человека была подавляемая мощь, которую не вполне скрывала обычная мина напускного уныния.

Рекальдо сознавал, что ему необходимо как-то отстраниться – забыть все, что он знал о Спейне, в том числе и слухи о нем. Следователю необходим беспристрастный взгляд. Однако он ничего не мог прочесть в выцветших карих глазах старика. Было ли это следствием шока? Или Спейн действительно запутался?

Так что же удерживало тело женщины у дерева? Если рассказ Спейна вообще не плод его воображения. Рекальдо заметил выглядывающий из-под брезента кончик скомканного шарфа. Может быть, шарф зацепился за ветки?