Наследство - Джудит Майкл (1998)

Эмилия опять замолчала. Стоя у бара, он видел, что она смотрела на огонь. Она сидела на бархатном диване в библиотеке со стенами из панелей, которые он украсил тремя фотографиями Оуэна, сделанными им самим. Ковер в серо-черных тонах лежал на полу; на стеллажах стояли книги в кожаных переплетах. В этой темной комнате, освещаемой только камином, златокудрая красота Эмилии, казалось, была окружена мерцающим ореолом. Но он продолжал созерцать ее красоту, отмечая, как черты ее лица меняются в игре теней, отбрасываемых языками пламени. За внешней маской он увидел и другие лица Эмилии Кент.

Гнев все еще таился в уголках ее плотно сжатых губ, потом ему показалось, что на нем промелькнуло выражение упрямства, потом высокомерия, быстро сменившееся сомнением. Эмоции на ее лице менялись одна за другой. Он отступил назад, увеличивая расстояние между ними и меняя угол, под которым он смотрел на сидящую на диване Эмилию, и ее лицо изменилось снова, сначала она, казалось, что-то рассчитывала, потом лицо ее сделалось почти страстным. Через мгновение, когда в камине упало полено и искры ударились о стеклянные дверцы, ему показалось, что он заметил на ее лице грусть.

И вдруг лицо Эмилии превратилось в лицо Лоры, уголки ее губ были горестно опущены.

Потрясенный, разъяренный этим видением, Поль размахнулся и бросил свой стакан через комнату, где он разлетелся на куски, ударившись о стенки камина. Эмилия вскрикнула, но он едва слышал ее крик. Будь все проклято! Уже прошло полтора года, а он не мог выбросить ее из головы. Каждая связь имеет свой конец. Так было и с их романом. Почему, черт возьми, он не мог жить нормально и любить других без того, чтобы не видеть ее везде, куда бы он ни посмотрел!

— Поль!

Эмилия в ужасе глядела на него, и лицо Лоры исчезло.

— Господи, что произошло? Ты сам не свой! На тебя это непохоже!

— Непохоже разбивать стаканы или думать о чем-то, кроме тебя? — грубо спросил он. Когда она вздрогнула, он подошел к ней и протянул ей бокал, потом опустился на диван.

— Извини меня. Но ты заметила, что разбил я свой стакан, а не твой? Значит, я все-таки думал о тебе, даже тогда, когда повел себя так грубо.

— О чем ты думал, если не обо мне?

— О старом друге. И о том, чтобы сделать фотографии.

— Мои?

Ему не нужно было опасаться, размышлял Поль, что Эмилия захочет глубже заглянуть в его мысли; она была слишком поглощена собой. В какой-то степени это было к лучшему: ее никогда нельзя было обвинить в том, что она хочет казаться не той, которой была на самом деле.

— Конечно, твои, — ответил он. — Ты — моя любимая модель.

— И компаньон.

— Да, — задумчиво согласился он. — Это правда. — Он резко поднялся. — Пойдем ужинать.

— На какое время ты заказал столик? — Он совсем забыл об этом.

— На восемь часов, но мне хочется немного пройтись.

— Какая хорошая мысль!

Она вскочила на ноги:

— Я только надену сапоги: на улице шел снег, когда я пришла.

Поль с улыбкой наблюдал, как она вышла из комнаты. Он знал, что ей совсем не хотелось идти пешком от Саттон-Плейс до «Мейфэар Риджент», особенно в декабре и особенно когда шел снег. Но прелесть Эмилии частично заключалась именно в ее интуиции. Когда она хотела, то могла точно угадать, с каким его настроением и каким его желанием она должна была считаться, даже претерпевая собственные неудобства. И Поль, сознавая, что такое качество встречается довольно редко, ценил это и был благодарен ей.