Наследство - Джудит Майкл (1998)

— Он осел, если так думает. Никто, кто вложил в отели столько, сколько вложила в них ты, не поставит под удар их репутацию. Клэй мог, поскольку он никогда не был способен посмотреть вперед и предвидеть возможные последствия. — Но, ты-то можешь; если бы ты не могла, то не занимала бы того положения, которое занимаешь сейчас.

— А как Сэм Колби узнает об этом?

— Мы расскажем ему.

— И обвиним Клэя?

— Что ж, если таков выбор. Боже мой, Лора. Клэй не думал о тебе; он поставил тебя в чертовски сложное положение…

— Мы же не знаем этого наверняка.

— Нет, знаем. Потому что мы знаем Клэя. Лора нервно сжимала и разжимала пальцы.

— Я плохо его воспитала, так ведь?

— Ты творишь, как родитель. Ты не можешь нести ответственность за Клэя; это моя ноша. Это я дал ему плохое начало.

Лора повернулась к Бену:

— Что ты делал после кражи?

— Ты имеешь в виду, продолжал ли я прежний образ жизни? — Он покачал головой: — После того случая я никогда больше не воровал. Я много думал над этим — воровство, можно сказать, было моей единственной профессией, но все, связанное с ним, пагубно. Только в двадцать шесть лет я пришел к такому выводу. Как насчет моральных устоев? Непременно следует поднять этот вопрос на собрании членов правления. А Феликс выглядел так, словно его хватил удар.

— Он, наверное, не понял, что произошло.

— Нет, он даже не понял, что мы проголосовали за приостановление его полномочий. Он плохо справлялся с обязанностями.

— Да, мы доставили ему несколько горьких минут.

— Такое не случилось бы с ним, будь он приятным парнем.

Они улыбнулись, затем помолчали.

— Все еще не могу поверить, — сказал Бен. — Не могу разобраться в чувствах. Ты здесь, мы сидим, беседуем, будто бы в порядке вещей. Но это же настоящее чудо. Боже, я так скучал без тебя; ты понятия не имеешь, как я скучал, как хотел видеть тебя, как злился на то, что ты мне не поверила. Ты получила мое последнее письмо?

— Да. А я ненавидела тебя за то, что ты живешь в этом доме.

— Я знал, что будет так. Отослав письмо, я понял, что этот шаг равносилен самоубийству. Мне следовало позвонить тебе. Но я не мог, не правда ли, глупо?

— Я тоже не могла, — сказала Лора. — Я много думала, но не знала, что сказать; во мне еще жили злость и боль. Что за наказание этот гнев… А затем, через некоторое время, мне показалось, что мы так далеко разошлись в разные стороны, что больше не интересуем друг друга. Но в действительности мы никогда не отдалялись, правда?

— Надеюсь, что нет. По крайней мере, когда по-настоящему любим кого-либо. Ты думаешь о Поле?

Она улыбнулась:

— Я очень много думаю о Поле.

— Ты стала совершенно другой. Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой спокойной, такой уверенной в себе.

Она рассмеялась:

— Это внешняя сторона, обращенная к миру. Внутри что-то вроде котла, в котором все кипит. Ты тоже стал другим: вежливее, спокойнее, гораздо увереннее… Выглядишь симпатичным и благородным в этих очках. Как дипломат, готовый помирить конфликтующие страны.

Бен улыбнулся:

— Сейчас я хочу собрать всех нас вместе.

— Мы и так вместе, не так ли? То есть мы собрались здесь. Рядом с тобой я испытываю странное ощущение, ну, не совсем странное, словно я отсутствовала совсем недолго. Мне хочется услышать о тебе все. Все, что ты не успел рассказать в своих письмах. Но…

Она принялась за еду.

— Роза, бывало, говаривала, что самое важное — это поесть; тогда можно справиться с любыми трудностями.

— Мудрая женщина.