Золотой мираж - Джудит Майкл

— Бывает. Многие из них не задумываются о деньгах у людей, с которыми встречаются в обществе, но некоторые мысленно располагают остальных по тому, сколько у них в кошельке или насколько они известны. На вечеринках они рассуждают о столах "А" и столах "Б", подразумевая те, за которыми сидят знаменитости или щеголи и богачи, куда" и они сами могут сесть и не общаться с теми, которые не произвели на них впечатления.

— Это вас злит?

— Злит, и так, что иногда мне хочется уйти от них и их столов "А". Но меня это и печалит. Я вообще не люблю разделений, а когда они еще основываются на деньгах, то это лишь свидетельствует о бедности души. Меня это очень подавляет.

— А что еще вас подавляет? — спросил Алекс, почти бесцеремонно. Клер взглянула на него удивленно:

— А почему вы думаете, что есть что-то еще?

— Я думаю, что вас что-то печалит. Это не имеет отношения к статье, так что, конечно, вы совсем не должны об этом рассказывать.

Клер уставилась на него. Пробыв с Квентином несколько месяцев, она отвыкла от людей, которые так чувствительны к ее состоянию.

— Да, лучше я не буду. У вас есть другие вопросы?

— Пара. — Он поглядел в блокнот у себя в руках. — Вы говорили, что займетесь добровольной работой, как только устроится ваша жизнь. Вы занимаетесь чем-то таким?

— Пока нет. — Она рассказала ему о занятиях по искусству и дизайну, которые она собирается проводить в окрестных школах с начала года, и о тех, кто уже записался на них. — Я никогда не учила, но — думаю, мне понравится.

— Я преподавал несколько лет в Нью-Йорке. Мне это тоже очень нравилось, но и сильно огорчало. У вас сначала возникает чувство, что вы можете очень многое совершить, а потом — такое же мощное ощущение, что вы очень многого как раз и не можете.

— По чему?

— Потому что есть силы, кроме вас. Лучшие ребятишки — это те, которым родители читали, и с которыми говорили, как с умными людьми, делились с ними мыслями и чувствами, и опытом тоже, водили на концерты, в театры, по зоопаркам, и все такое. Такие дети гордятся собой, они думают, что могут горы свернуть, и впитывают все, что вы им даете, как губка. Но те дети, которых усаживали перед телевизором или бросали на равнодушных сиделок или позволяли бродить по улицам, они просто поглядят на эти горы, пожмут плечами и скажут, что их сдвинуть нельзя, потому что они чертовски велики. Некоторым из них, если им повезет с учителями, удается избавиться от этого, но большинство никогда не поверят, что они могут что-нибудь совершить, и поэтому они не верят в то, что что-то из того, чему мы их учим, им поможет.

— Эмма оставалась с сиделками. Я работала.

— А по вечерам, когда вы приходили домой, спорю, что вы читали ей, беседовали и водили гулять и все прочее. Вы же понимаете, это все, что нужно — несколько часов в день. И я знаю, что не все могут себе это позволить. Если бы в этой стране была хорошая система экономии времени, то тогда… — Он рассмеялся. — Извините, я не собирался произносить речь. Я преподавал пятнадцать лет назад, и меня все еще это тревожит.

— Мне это нравится, — сказала Клер, думая о Квентине, вся страсть которого, казалось, ушла на приобретение и власть. — Мне нравится, когда люди тревожатся о чем-то, что не касается" их самих и денег. Так вы бросили учить потому, что разочаровались?

— Отчасти да. Но я хотел писать и дал себе год на то, чтобы продать книгу издателю. Если бы мне это не удалось, то я вернулся бы к учительству.

— Это была та книга;, которая получила премию?

— Она самая. И я никогда уже не оглядывался.

— . А теперь вы не хотите вернуться преподавать?

— Нет, теперь я подумываю стать официантом или грузчиком. Я рассказывал Ханне обо всем этом. Ханна такой же хороший слушатель, как и вы.