Счастье в кредит. Книга 2 - Лариса Туманова, Виктория Ростокина (1995)

— Значит, так. — Она хлопнула ладонью по столу. — Ты ведь торопишься? Вот и торопись себе на здоровье. И нечего мне всякую пургу на уши вешать. Оставь мать в покое…

— Понятно… Каждый остается при своем мнении, — сказал профессор. — Сегодня же зайду в профком и встану в очередь на жилье… Нам надо жить отдельно…

— Ага, как раз внуки мои квартиру получат, — засмеялась Ира. — Если доживут… Ладно, езжай к своим студентам, а то опоздаешь. Поищу я рукописи. Где им быть, найдутся.

— Муж тебе нужен. — Мартынов смягчился. — Какой-нибудь надежный мужик… Чтобы мог держать тебя в ежовых рукавицах, чтобы спуску не давал… Вот детьми обзаведешься, тогда поймешь, что такое жить ради других, а не только ради себя самой…

— Разберусь как-нибудь без подсказок, что мне нужно, а что нет. — Ирина закипала гневом. — Отец, не нарывайся. Все равно не подеремся, а скандалить с тобой… Пусть кто другой с тобой скандалит… Вечно ты… Не хочу… Надоело…

«Какой тонкий ход! — подумала она. — Конечно же самое уместное сейчас — это перейти в контрнаступление, не дать отцу почувствовать себя главой семьи. Тогда вскоре, когда он прознает про закручиваемую мною интригу, будет полегче. Ведь право последнего слова осталось за мной… Самое главное не обороняться, не оправдываться, не показаться виновной. Поставлю его перед фактом — или Денисова, или я. Пусть решает сам… Все равно мне его решение до фени… Только бы оставил меня в покое, не упрекал, не ныл, как малолетний ребенок. Он же самый настоящий ребенок… Лысеющий, умудренный жизненным опытом, но ребенок… Не понимает элементарных вещей… Только бы он не начал защищать Денисову, иначе и ему достанется… Только бы он не наделал глупостей… Маховик запущен, и каждый, кто под него попадет, будет уничтожен…»

Мартынов ничего не ответил. Он давно привык к тому, что Ирина не желает считаться с его мнением, что она стремится к свободе. А свобода в ее понимании не что иное, как возможность выражаться как ей вздумается, совершать нелепые поступки, иногда назло всем и себе самой, лишь бы ощутить себя самостоятельной, независимой… Вот и сейчас, получив очередную порцию хамства, профессор не оскорбился, не стал вынимать из брюк ремень, чтобы отшлепать негодную девчонку, Ирина и сама могла отколотить его… Мартынов полностью признал свое поражение. Да, дочурка уже слишком взрослая… Упустил, не уследил, не поставил девушку на место, когда у нее только начали просматриваться необузданность, отчаянное упрямство, строптивость, дерзость… Теперь уже бесполезно что-либо доказывать, убеждать… Ирина окончательно сформировалась как личность…

«Пусть я живу вчерашним днем… — горестно вздохнул про себя Владимир Константинович. — Пусть… Я даже горжусь этим… А вот чем ты, Ирина, можешь гордиться? Тем, что красивее многих других женщин? Так в этом не твоя заслуга…»

Мартынов постоял немного, укоризненно гладя на дочь, и побрел в прихожую. Профессора ждали ученики. Он не мог, не имел права опаздывать, хотя и знал, что опоздал безнадежно…

ТОЛЬКО ВДВОЕМ…

За ежедневными хлопотами время летело незаметно.

Вот уже и первый снег пронесся крупными хлопьями над дачным поселком. А потом и прочно улегся пушистым, скрипящим под ногами покровом.

В Москве чавкала под ногами смерзшаяся серая грязь, а здесь, за городом, словно в сказке, держали на ветвях казавшиеся невесомыми снежные подушки ели и сосенки. И такая слепящая белизна после городской слякоти…

«Скоро Новый год…» — каждый раз вспоминала Наташа, спеша по утрам к электричке по нетронутой свежей пороше, и в сердце, как в детстве, возникало радостное предчувствие праздника и ожидание волшебства.