Счастье в кредит. Книга 2 - Лариса Туманова, Виктория Ростокина (1995)

— Ты просмотрел рукописи Денисовой? — Ирина обратилась к доценту сухим и даже каким-то официальным тоном. Ростислав Леонидович крайне удивился неожиданной перемене, произошедшей с девушкой. Теперь она уже не походила на влюбленную, романтическую особу. Скорее она напоминала личного секретаря министра сельского хозяйства — офицерская выправка, строгий, непробиваемый взгляд.

— Да… Просмотрел… — ответил он.

— Впечатлило тебя? Неплохо написано, не правда ли? — Ирина ко всему прочему скрестила руки на груди — сама неприступность.

— Да уж… — Ростислав замялся. — По правде сказать, есть скользкие места…

— Например? — девушка насторожилась. Она слушала доцента внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Ну… Например, сама тема… Она мне показалась несколько странной… — Ростислав вынул из портфеля листки и начал их перелистывать. — Елена Блаватская… Русская. Выходит, белоэмигрантка… Значит, антисоветчица!

— Не сомневаюсь, — подтвердила Ирина. — Я, например, сразу почувствовала неладное.

— Ты правильно меня предупредила, — доцент сгустил брови и напустил на себя задумчивый и сосредоточенный вид, какой он обычно напускал, читая студентам скучные лекции. — Вот это и есть та причина, из-за которой я не мог сидеть сложа рулей… Я решил, чтобы с рукописью ознакомились мои коллеги… Мне нужно было узнать их мнение…

— Молодчина, правильно сделал, — отпустила похвалу аспирантка. — И что же они сказали?

— Я скрыл, что работа принадлежит студентке Денисовой… — доцент потупил глаза. — Все педагоги о ней почему-то прекрасного мнения, считают ее прекрасной студенткой, чуть ли не самой сильной на курсе… Вот я и не стал раскрывать ее имени…

— А вот это зря… — тихо сказала Ира.

— Почему зря? — обидчиво прогундосил Ростислав. — Зачем поднимать панику раньше времени? Просто обычно, если в своих курсовых учащиеся и упоминают Блаватскую, то только как пример… Отрицательный пример… Она была очень реакционным философом… Я, правда, ее не читал, но есть установка считать ее труды… Как бы это помягче выразиться?

— Нежелательными к применению? — подсказала Ирина.

— Да-да… — Ростислав согласно закивал головой. — Вот именно… Нежелательными… Даже к цитированию.

— Короче, это антисоветчина? — спросила девушка.

— Скрытая, подспудная, — неопределенно сказал доцент. — Про Советскую власть в ее работах ничего не упоминается… Она вообще была человеком аполитичным… Я слышал, что якобы она даже занималась лесбиянством… А тут как раз Денисова разбирает труд Блаватской под названием «Тайная доктрина». Само название уже навевает нехорошие мысли… Тайная доктрина… Что-то фашиствующее… Вот она приводит цитаты, — он пробежал глазами по страницам. — Чушь, самая натуральная ботва… Ахинея… И объясняет это как синтез науки, религии и философии. Да шаманство это! Если молодежь увлечется Блаватской, то сколько в нашей стране прибавится сумасшедших! Что такое теософия? Мистика! А как мистика может уживаться с научным коммунизмом? Мы же, в конце концов, в высшем учебном заведении находимся, а не в детском саду… Ученых готовим…

— Значит, антисоветчины нет? — разочарованно протянула Ирина.

— Есть! Есть, но непростая, с подковыркой, не сразу угадываемая… — доцент бросил листы на стол и потянулся за сигаретами. — То же самое и с Ницше, представителем волюнтаризма и иррационализма. Ведь он стал нацистским идеологом! А Шопенгауэр, а Фрейд? И Блаватскую можно поставить в один ряд с этими псевдофилософами. Развела детские россказни о каком-то буддизме, забивает молодежи башку этими бреднями. Нам категорически запрещается даже упоминать Блаватскую на лекциях. А если и упоминать, то только как иллюстрацию к картине загнивающего капитализма. Понятно?

— Чего же здесь непонятного? — усмехнулась Ирина. — Влипла Денисова… Как ты думаешь, это протест обществу?