Она резко отвернулась, разорвав зрительный контакт, и Макс – просто мастер довести внутренний хаос до кипения – задался вопросом, возникало ли у нее такое же животное притяжение с отцом ее будущего ребенка? Он очень осторожно положил две девятимиллиметровых беретты на горстку соответствующих патронов. Не самое подходящее время для подобного разговора.

Джина вздохнула, и Макс почти уверился, что она собирается уйти, может, чтобы проверить, как там Молли.

Но вместо этого девушка повернулась к нему:

– Послушай, извини, но я просто хочу убедиться, что ты действительно в порядке.

Иисусе.

– Джина, рана будет выглядеть плохо, и тебе станет нехорошо. Так что просто доверься мне. Я не собираюсь истечь кровью до смерти. Я не собираюсь умирать. – Он ее не оставит. Ни за что, никоим образом. – По крайней мере, если ты дашь мне минутку подумать и сообразить, что делать дальше.

Это было грязная игра, но она сработала. Джина отступила.

– Чем я могу помочь?

– Сходи проверь, в порядке ли Молли.

Едва они вошли, Молли метнулась в ванную и закрыла за собой дверь.

– Она в порядке, – поведала ему Джина. – Просто дала нам возможность побыть наедине. Ну, знаешь, если нам захочется сказать что-нибудь сердечное. Вроде «Спасибо, что уволился с работы, чтобы спасти меня».

Она была умной женщиной. Макса не удивило, что она обо всем догадалась.

– На случай, если ты не заметила, – сказал он, – мне пока не очень удалось тебя спасти.

– Или «Прости, что до сих пор тебя раздражаю», – продолжала она.

– Ты меня не раздражаешь... – раздраженно выдохнул Макс.

– Или, может, даже что-то вроде «Я действительно совсем не ожидала, что ты приедешь», – тихо сказала Джина.

Проклятье, что он мог на это ответить?

– Ты думала я просто – что? – глухо спросил он. – Отмахнусь от этого? Потому что больше не несу за тебя ответственности?

– Великолепно! Слово на «о». А я-то думала, сколько времени пройдет, пока я его услышу. Я никогда не была – я никогда не хотела, чтобы ты нес за меня ответственность.

Ты только поэтому проделал весь этот путь? Потому что даже если я больше не под твоей ответственностью, ты все еще чувствуешь – вот неожиданность! – что отвечаешь за меня?

Да ради любви господней...

– Джина, как насчет того, чтобы поругаться после того, как спасемся?

– Как же ты выжил, Макс? – продолжала злиться она. – Все эти месяцы, пока я была в Кении... Тебя не сводила с ума мысль, что меня могут сожрать дикие животные, или... или... убить туземцы в какой-нибудь местной заварушке?

Как ее приятеля Пола Джиммо.

Макс сорвался. Почувствовал, что просто... сломался.

– Да, это сводило меня с ума! – Он обнаружил, что кричит на нее и одновременно смотрит на это со стороны в полнейшем ужасе. – Я слетал от этого с катушек!

– Что ж, такого не должно было случиться, – накинулась она на него в ответ. – Ты вынудил меня уйти. Два варианта сразу не получаются, Макс. Я либо есть в твоей жизни, либо меня нет. И ты выбрал, чтобы меня не было, так что ты потерял право слетать с катушек! Ты потерял право...

– Потерял? – не веря, переспросил он. – Ты меня бросила.

– Нет, – бросила Джина ему в лицо. – Ты бросил меня. Ты хоть понимаешь, каково это было...

– Пытаться жить со мной? – закончил он на повышенных тонах. – Да, Джина, я понимаю, потому что вынужден жить с собой! Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И мне жаль, что я заставил тебя тоже пройти через это. Будь оно проклято, я жалею обо всем – обо всем! И хочешь услышать, что самое поганое? Больше всего я жалею, что не поехал в Кению и не притащил тебя домой еще полтора года назад!

Ладно, этого, наверное, ей вовсе не стоило слышать.

В наступившей затем мертвой тишине Джина смотрела на него с таким удивленным лицом, словно перед ней отцовские шнауцеры начали петь оперу. Да еще и в лад.