Бриллиант - Марна Келлог (2005)

— Вместо того чтобы принимать на аукцион любую вещь, которая попадается под руку, будь то античные древности, манускрипты двенадцатого века или американская мебель начала двадцатого, мы должны приложить все усилия, чтобы стать ведущими в мире аукционистами по трем категориям: мебель, английская, французская, итальянская и американская, в основном девятнадцатый — двадцатый века; живопись: европейская, американская и южно-американская, исключительно девятнадцатый и двадцатый века; драгоценности.

— А как насчет вещей Карстерз?

Я метнула взгляд на Оуэна: он не мог спустить все это в канализацию. Сотни тысяч долларов уже вложены в изготовление копий.

— Там почти все — восемнадцатый век.

— Но все это не произойдет за один день, — уверил Бертрам, так и не узнавший об афере. — И поскольку аукцион Карстерз будет нашей последней распродажей мебели и картин восемнадцатого века, спрос будет крайне велик. Покупатели посчитают, что нам отчаянно необходимо продать все как можно скорее. Мы проведем дополнительный аукцион, чтобы очистить склад. Сказочное зрелище! Люди с ума сойдут! А вы как считаете, Кик?

— По-моему, весьма волнующе.

— Это еще не все! — торжествующе объявил Оуэн. — Ограничив область нашей деятельности, мы сможем сократить штат примерно на пятьдесят процентов: никаких доспехов, дурацких гобеленов и фарфора. Однако имеется одно, и весьма значительное, препятствие.

— Какое именно? — удивился Бертрам, вскинув брови.

— Все это должен одобрить совет директоров.

— А почему бы им не одобрить?

— Пятнадцать процентов принадлежат «КДК траст» и этому зануде, банковскому клерку, у которого имеется право голосовать этими акциями. Черт, хотел бы я, чтобы владелец этой проклятой штуки хотя бы раз в жизни послушался здравого смысла и продал все мне. Клянусь, это здорово облегчило бы мою жизнь!

Я, разумеется, стала уверять его, что беспокоиться не о чем: клерк непременно одобрит предложение, потому что так захочу я. План был так же надежен, как сам Бертрам. Он — единственный, кто любил и понимал свое дело и «Баллантайн» не меньше меня. Его страсть к работе и талант, а не алчность Оуэна когда-нибудь спасут фирму. И уж, разумеется, не аферы с мебелью и живописью.

С другой стороны, мне не давала покоя скрытность Оуэна, не посвятившего меня в детали плана раньше.

— Что же, вы правы, — кивнула я. — Кто бы это ни был, он может зарубить идею на корню.

Зазвонил телефон, и я подняла трубку на столе Оуэна.

— Минуту, сэр, я сообщу ему, что вы звоните.

Я отключила микрофон и обернулась к Оуэну:

— Это лорд Сплодинг.

— Лорд Сплодинг? — недоумевающе повторил Оуэн.

— Неужели не знаете? Лорд Ричард Сплодинг, восьмой граф Линкольншир, глава «Сплодинг эйр», «Сплодинг груп», «Сплодинг Скотч виски». Неужели ни о чем не говорит?

Бертрам покачал головой и рассмеялся.

— Точно, — поддержал его Оуэн, беря трубку. — Лорд Сплодинг, какой приятный сюрприз! Чем могу служить?

Ничего не скажешь, он действительно делает успехи.

Оуэн долго слушал, почтительно кивая, прежде чем ответить:

— С удовольствием, сэр. Большое спасибо. Жду встречи. — И, повесив трубку, объявил: — Я уезжаю на уик-энд.

— Вот как?

— Собираюсь в Шотландию, на рыбалку.

— Потрясающе, — сказала я.

— Подумаешь, большое дело! — небрежно бросил Оуэн, хотя, честно говоря, был на седьмом небе. Он получил признание, которого так долго добивался. Первое приглашение в узкий, замкнутый круг высшего общества. Совершенно иной, недоступный мир, где люди владеют охотничьими и рыбачьими домиками на огромных пространствах личных поместий, где коллекции оружия, доспехов, живописи и мебели собирались на протяжении поколений, что, впрочем, мало нас коснется, если мы претворим в жизнь план Бертрама.