Холодный как лед - Энн Стюарт

Он взял ее за плечи и повернул так, что она очутилась лицом к переборке. Женевьева могла рассмотреть накачанного наркотиками Гарри, неподвижно лежавшего на кровати. Интересно, жив ли он? И что, в конце концов, мог совершить этот бедолага такое, из–за чего кто–то решил, что он заслуживает смерти?

Секундой позже она очутилась на полу, лицом вниз, а Йенсен коленом упирался ей в спину.

– Да отпустите же меня, – возмутилась она спустя мгновение. Голос приглушал ковер.

Йенсен ее отпустил, и она, отпрянув от него, повернулась на бок. «Наставник» присел рядом, совершенно невозмутимый.

– Вы не можете себе позволить рассеивать внимание, беспокоясь о неподвластных вам вещах, вроде вон там лежащего Гарри. Так у вас не будет ни малейшего шанса выстоять против Рено, Ханса или любого другого.

Женевьева не стала возмущаться, что он в который раз читает ее мысли, а ухватилась за сказанное:

– Что, есть и другие?

– Конечно, есть и другие. Операцию такой сложности вряд ли можно считать мелким предприятием.

– Должно быть, вам хорошо заплатили.

– Разумеется. И я не собираюсь посвящать вас в детали. Просто попытаюсь обучить паре трюков, которые могут помочь вам на случай, если Ханс или Рено решат немного с вами позабавиться. Если вступите в конфликт с другими, то удача вам тут не обломится.

– Сдается мне, что последнее время удача бежит от меня со всех ног, – заметила Женевьева.

– Вы живы, разве нет? А это само по себе удивительное везение. И наверно, вам не придется беспокоиться насчет Ханса – в первую очередь потому, что женщины ему без надобности.

– Посему меньшая вероятность, что он меня убьет?

Йенсен протянул ей руку, и Женевьеве ничего не оставалось, как позволить поднять себя на ноги.

– Сомневаюсь, что он пошевелит хоть пальцем. Вы лишь мелкая монетка в масштабе его ценностей.

– А что насчет вас?

Йенсен все еще держал ее за руку, другой обвил ее спину, рассеянно проводя большим пальцем точно в тех местах, где находились самые болезненные точки. Она подумала, знал ли он вообще, что творит, и отпрянула от него, потом посмотрела ему в лицо.

– Там у вас будут синяки, – заметил он.

– А вам–то что? Хотите поцеловать, чтобы все прошло?

Между ними застыло молчание. Словно кто–то третий присутствовал в комнате, более назойливый, чем бесчувственный Гарри, и на мгновение Женевьева испугалась, что встретится взглядом с Йенсеном. Но она преодолела боязнь и посмотрела ему в глаза, хотя по его лицу так ничего и нельзя было прочесть.

Словно ящик Пандоры – слово вылетит и не поймаешь. Притворяться было бы напрасной тратой времени: он, кажется, завел дурную привычку наперед знать, о чем она думает.

– Вы поцеловали меня, – резко бросила она. – Прошлым вечером.

Каменное лицо не дрогнуло, но у нее сложилась уверенность, что он находит ее забавной. Эта мысль приводила в ярость.

– Да, – признал он. – Поцеловал.

– Почему?

– Потому что это самый легкий способ подобраться поближе и вырубить человека, – пояснил он. – Продемонстрировать?

– Нет! – вскрикнула она, пытаясь вырваться.

Он снова улыбнулся:

– Я не собираюсь целовать вас. Я имею в виду вот это.

И прежде чем она осознала, что он вытворяет, он приложил ладонь к ее шее, такую прохладную на пылающей коже Женевьевы. Йенсен чувствовал ее бешеный пульс, и она ничего не могла предпринять, чтобы скрыть это. Наверно, ему к такому не привыкать.

– Не дергайтесь, – сказал Питер, когда она попыталась отодвинуться. Длинными пальцами он поглаживал основание ее шеи, большим пальцем водя по горлу.

– Пустите меня.