– Вот как? – произнес он, наклонился, и черные волосы, так старательно зализанные назад, когда он притворялся серым привидением, упали ему на лицо, почти скрыв его выражение. – У меня возникло чувство, что вам понравилось. Самую чуточку.

– Как же, ждите, – возразила Женевьева, но голос сошел на нет, и она задохнулась, когда Йенсен подобрался ближе. Возможно, он снова собирался ее поцеловать, а, может, на сей раз она воспользуется преимуществом, лишит его равновесия, ударит по горлу. Или, и такое возможно, просто откинется и покорно примет его поцелуй.

Его рот почти касался ее губ.

– О чем вы думаете? – прошептал Питер.

– Думаю, что вы смогли бы прочесть мои мысли.

– Только не спонтанные, – сказал он и на секунду позволил себе прижаться ртом к ее губам. А затем, к потрясению Женевьевы, скатился с нее, вскочил на ноги, даже не обернувшись, и оставил ее лежать на полу с ощущением неприкрытости и уязвимости.

Йенсен подошел к двери, однако не отпер ее:

– Что тебе надо, Рено?

Она даже не слышала, как тот стучал. Села, чувствуя себя помятой и одураченной, но Питер даже не взглянул в ее сторону.

– Завтрак готов. Что насчет девушки? Возьмем ее с собой или избавимся от нее прямо сейчас?

Йенсен повернулся и взглянул на Женевьеву в полумраке каюты, по его лицу, как обычно, ничего нельзя было понять. Даже имей она очки, вряд ли это ей помогло бы.

– Возьмем ее с собой, – произнес он.

– Разумней прикончить ее прямо здесь. Просто дайте мне минут десять побыть с ней, и я обо всем позабочусь.

– Я знаю, как ты терпеть не можешь торопить события, – подчеркнуто растягивая слова, произнес Питер. – Думаю, ты можешь с уверенностью предоставить ее мне. Я сделаю, что надо, когда придет время.

– Как скажете, босс.

Судя по голосу, Рено не так уж был доволен. И по спине Женевьевы пробежал холодок при воспоминании о его жестоких глазках. Все что угодно, только не этот отморозок.

Когда Питер отошел от двери, Женевьева уже была на ногах.

– Завтрак? – спросила она. – Куда мы собираемся?

– Мы прибыли в порт назначения. Разве вы не заметили, что мы не двигаемся?

Так вот откуда это изначальное ощущение благополучия, когда она проснулась. Неудивительно, что она не ощутила знакомую панику от клаустрофобии.

– Я потеряла ориентацию, – пояснила Женевьева. – Где мы находимся?

– На Острове Лисички. Приватная резиденция Гарри, куда он сбегает от обременительных обязанностей миллиардера. Место ничем не хуже прочих.

– Ничем не хуже для чего?

– Для смерти Гарри Ван Дорна, мисс Спенсер. Боюсь, время старины Гарри истекло.

– А мое? А мое время тоже истекло?

Он не ответил. И это был самый наихудший из всех ответов.

Гарри не шевелился. Чем бы они его ни накачали, штуковина чертовски сильна, он даже глаза открыть не в состоянии. И потому лежал тут на своей постели, вырубленный, и слушал, думая, что это не самый плохой способ провести время. У него неограниченный аппетит по части любого сорта наркоты, и до поры до времени Гарри наслаждался кайфом в совершенной отключке. Рано или поздно пришлось сделать какое–то усилие: он понял, что может повернуться, но тем не менее лежал тут и слушал, как этот предатель–ублюдок Йенсен возится с его, Ван Дорна, девушкой.

Это определение позабавило его. Ему нравилось думать обо всех своих сексуальных партнерах, добровольных или нет, мужчинах или женщинах, взрослых или детях, как о своих девушках. Женевьева Спенсер понятия не имеет, с чем столкнется.

Разумеется, ее придется поучить дисциплине. Ее заперли в комнате с Гарри, и все, что она могла видеть, был Йенсен. Ей следует вымаливать ему, Гарри, жизнь, а не устраивать рестлинг с его врагом.