Телесные повреждения - Маргарет Этвуд (1994)

Иокаста посмотрела на нее. Пауза слегка затянулась, и Ренни прямо-таки услышала, как в голове у Иокасты шевелятся мысли о том, сколько из Ренни убрали, отсекли; под всей этой одеждой никогда нельзя понять. С этим мужчиной? Потрясающе.

— Это волшебно, — сказала Иокаста. — Любовь или секс?

— Точно не знаю, — сказала Ренни.

— Любовь. Счастливая ты. Я, похоже, больше уже не способна на любовь. Это так напрягает.

Она скользнула руками в ондатровое пальто конца сороковых, которое держала Ренни.

— Слегка лоснится вокруг воротника, но смотрится не плохо, — сказала Иокаста. — Итак, витаешь в облаках, сердце обмирает, грезишь наяву, роковая страсть? Шея вся в пятнах, сосет под ложечкой? Уже закупаешь приданное?

— Не совсем, — сказала Ренни. — Он женат.

До Дэниэла Ренни никогда не обращала внимания на женатых мужчин. Один этот факт выводил их из игры, не потому что работали запреты, а потому что этим они демонстрировали свою банальность. Таких можно встретить только в банках, да и то не в лучших. Правда, потом она стала смотреть на это под другим углом. Может быть, Дэниэл вовсе не отблеск прошлого, а привет из будущего. Как говорила Иокаста про своей гардероб: «приберегу». Никогда ничего не выкидывай, ибо время циклично. Рано или поздно все вернется на круги своя. Может быть экспериментирование с жизнью, пробные варианты и пересмотр отношений быстро отживают свое. Скоро необходимостью окажется Дэниэл, ограниченная свобода. Безвозвратность станет модной.

— Иногда женатый даже лучше не женатого, — говорит Иокаста. — У них своя жизнь, им не надо портить твою. Этим можно заниматься днем, с душой потрахаться, выслушать, насколько ты важна в их жизни, обсудить их мелкие проблемы, послушать о том, как их дети размазывают по шевелюре липкие леденцы, как пришлось менять сцепление у своего «вольво», а вечером можно пойти с кем-нибудь повеселиться. Мне всегда нравились палантины, ну, знаешь, эти маленькие короткие жакеты, которые носят с вечерними платьями? С кармашком для носового платка. Они лучше.

— Ты не совсем понимаешь, — говорит Ренни. — Он действительно женат. Он думает о себе, как о женатом.

— Ты хочешь сказать, что он произносит весь этот вздор про то, что жена его не понимает, — говорит Иокаста. Это утомительно. Проблема в том, что обычно жены понимают их задним числом. Я через это прошла, десять лет назад, когда работала младшим закупщиком у Грида. Каждый раз мне приходилось ездить в Нью-Йорк; все из-за этого проклятого методиста. Знаешь, он считал меня такой испорченной. Я, наверное, тогда сошла с ума. Обычно, насколько я понимаю, речь идет о том, что жены на них не кидаются. Дети, попробую угадать, двое?

— Три с половиной.

— В смысле один чокнутый? — сказала Иокаста, смотрясь на себя в зеркало через плечо. — Вальсовая длина, помнишь вальсовую длину?

— Нет, — сказала Ренни, — его жена снова беременна.

— И, конечно, он любит свою жену. А она любит его. Верно?

— Боюсь, что да.

Дэниэл сказал не так. Он сказал: «Думаю, что да».

— Ты не знаешь этого наверняка? — спросила Ренни.

— Мы это не обсуждаем. Полагаю, что да. Да, любит.

— Так сиди и лови свой кайф, — сказала Иокаста. — О чем тебе волноваться? Разве что Джейк, но ему безразлично.

Ренни гадала, насколько это действительно Джейку безразлично?

Она ему не сказала про Дэниэла. Дэниэл тем не менее спрашивал про Джейка каждый раз, когда они виделись. «Как Джейк?» — всегда с надеждой спрашивал он, и Ренни всегда отвечала: «Хорошо». Она знала как это бывает в книгах, одно с другим связано. Случись что с Джейком и Дэниэла как ветром сдует. Он не захочет впрягаться в эту упряжку. Может, она и была для него подливкой к мясу, но не самим мясом, это уж точно.

— Джейк взрослый, — сказала она. — «Отвязанный», — одно из его любимых слов.