Незабудки для тебя - Нора Робертс (2014)

— Не перебивай меня, Деклан, — отозвалась Колин, и в мягком голосе ее прозвучала сталь. Будь здесь Лина, этот тон она узнала бы сразу. — Я еще не закончила. Итак, Джессика идеально подходила мне, но, увы, совершенно не подходила тебе. Ты не был с ней счастлив. Я заметила это еще до вашего разрыва. Старалась об этом не думать, но меня это беспокоило. И, когда ты разорвал помолвку, хоть я и пыталась себя убедить, что это обычное предсвадебное волнение, в глубине души я понимала, что дело куда серьезнее.

— Вот как? А мне не могла об этом сказать? Хотя бы намекнуть?

— Может, и могла, но не решалась. Видишь ли, мне было страшно.

— Страшно? Тебе?!

— Не кричите на мать, молодой человек. Особенно сейчас, когда мать в чувствительном настроении. Да, мне было страшно — за тебя. Ты всегда был таким энергичным, жизнерадостным, живым, острым на язык, и это меня радовало. В тебе был, я бы сказала, какой-то внутренний свет. И вдруг я увидела, что этот свет меркнет. Потом ты уехал, а сейчас, я вижу, этот свет к тебе вернулся. Я вижу его в твоих глазах, когда ты смотришь на Лину.

— Ага, ты все-таки назвала ее Линой! — Он взял руку Колин, прижался к ней щекой.

— Случайно. Насчет нее у меня пока нет определенного мнения. И, уверяю тебя, у нее насчет меня и твоего отца тоже мнение пока не сложилось. Так что советую тебе не суетиться и дать нам время получше узнать друг друга.

Колин вытянула ноги, откинулась на спинку кресла.

— Патрик! Куда ты пропал — сидишь в засаде и караулишь мясо?

Деклан, рассмеявшись, поцеловал ее руку.

— Как же я люблю вас обоих!

— А мы — тебя. — Мать сжала его руку. — Сами не знаем почему.

В эту ночь ему приснилась буря. И боль — смертная боль, предвестница рождения.

Ветер и ливень рвались в окна. Боль разрывала его тело изнутри, и он плакал и кричал, не стыдясь ни крика, ни слез.

Слезы, смешанные с потом, текли по его лицу… ее лицу. Ибо тело его было телом женщины, но он ощущал ее боль как свою.

Золотистый газовый свет заливал спальню. В камине трещали поленья. Ветер разъяренным зверем бился в окно, а во чреве у нее — у него? — нетерпеливо, торопясь наружу, билась новая жизнь.

Новая судорога боли скрутила ее тело. Глядя перед собой невидящими глазами, она содрогалась на кровати и вопила, как раненый зверь, яростным первобытным воплем.

— Тужься, Абби, тужься! Уже почти…

Как же она устала! Сколько можно терпеть эту боль? Но Абигайль стиснула зубы. Все силы ее, все ее обезумевшее существо сосредоточилось на одной чудесной задаче.

Ребенок. Их с Люсьеном ребенок должен явиться в этот мир. Она собрала все оставшиеся силы. Жизнь их ребенка зависит от нее.

— Головка! Головка показалась! Вижу волосики! Давай еще, Абби! Постарайся, милая!

Теперь она уже не кричала — она смеялась, хоть и истерическим смехом. Приподнявшись на локтях, откинула голову. Новая волна несказанной боли прокатилась по телу.

Сейчас, понимала она, сейчас. Еще мгновение — и она принесет этому миру величайший дар, на какой способна лишь женщина. Через нее явится во вселенную новый человек, чудесное дитя, которому предстоит долгая счастливая жизнь.

И — сквозь боль, сквозь гром, сквозь сверкание молний — она напрягалась и тужилась, пока ребенок не отделился от ее тела.

— Это девочка! Какая красавица!

В одно мгновение боль была забыта. Долгие часы страданий забылись, вытесненные вспышкой радости. Плача от счастья, Абигайль протянула руки и приняла крошечную малышку, победным криком заявившую, что она пришла в этот мир.

— Мой цветочек! Моя милая Мари-Роз! Скажите Люсьену! Скорее, скорее позовите его сюда!

Улыбаясь нетерпению матери и сердитым крикам малютки, повитуха и служанки сперва умыли мать и ребенка.