Чистый лист - Дарья Кузнецова (2019)

Избавитель, к моей тихой радости, не повел нас к парадной лестнице через подвижную гудящую толпу. Он шагнул к стене и отодвинул тяжелую бордовую портьеру, за которой обнаружился черный ход — скромная и достаточно узкая лестница, чистая, пустая и тихая. Опустившаяся за нашими спинами занавесь превосходно скрадывала звуки, и я не удержала шумного вздоха облегчения. То ли просто не привыкла к людским скоплениям, то ли еще не до конца вылечилась, но в ослепительно-ярком, зеркально-золоченом фойе среди людского моря меня потряхивало от напряжения, а тут — ничего, отпустило. Хотя, конечно, там было очень красиво, и я с удовольствием осмотрелась бы в тишине.

— Как тебе Чичич? — спросил Май, пока мы поднимались за чинным до царственности лакеем.

— Ну… он как минимум вежливый и отнюдь не дурак, — заметила я. — Хотя, если он хороший актер, не удивительно, что способен изобразить дружелюбие, даже если искренне желает свернуть собеседнику шею. Но мне все равно сложно поверить, что главный злодей именно он.

— Насколько понимаю, его сокрушительное обаяние на тебя не подействовало, — заметил Недич. — Тогда почему он не кажется тебе подозрительным?

— Сложно поверить, что актер может быть настолько великолепным интриганом. То есть нет, не так. Интриганом он может быть любым, просто странно, что честолюбивый человек с умом изощренного, тонкого манипулятора, хладнокровного убийцы и очень талантливого тактика выбрал для себя профессию актера. Может, я не права, но в моем представлении актерская публичность, жажда признания и внимания с чертами злодея совсем не сочетаются.

— Любопытная версия, — заметил Май рассеянно.

— Меня больше интересует, почему к тебе пристал только он. Я боялась, что от любопытных отбоя не будет! Ладно, репортеры, но всякие великосветские бездельники?

— А тут все просто, — хмыкнул Недич. — Я мало с кем знаком лично: до аварии я был им неинтересен, а мне не хотелось тратить время на светские развлечения. Поэтому большинство попросту не знает меня в лицо, а тем, кто узнал, подойти или окликнуть не позволяет этикет, — пояснил Май.

— Я начинаю любить этот ваш этикет, — пробормотала себе под нос.

На этом пришлось сворачивать разговор: мы миновали короткий тихий коридор с висящими на стенах портретами и фотографиями незнакомых людей, и лакей с поклоном открыл перед нами еще одну дверь.

За ней оказалась небольшая уютная гостиная. Четыре вычурных кресла стояли широким полукругом у низкого столика, заполненного разнообразными закусками на изящных тарелочках. Кресла были развернуты к тяжелой гардине, отделявшей ложу, конечно если это она, от остального зрительного зала. Напротив той боковой двери, через которую мы прошли, виднелась еще одна такая же, а напротив портьеры — широкая, двустворчатая, похожая на парадную.

Два кресла оказались заняты. В дальнем сидел, покачивая в ладони пузатый бокал, отлично сохранившийся мужчина неопределенного возраста «за пятьдесят». Правильные, строгие черты лица, несколько смазанные и размытые временем, недлинные темные волосы, едва тронутые сединой. Морщины легли на смуглую кожу высокохудожественно, придав обаяния и какой-то одухотворенной мудрости, словно перед нами сидел мудрейший жрец великого бога. Глаза — карие, внимательные, смотрели пронзительно и цепко, давая понять, что если жрец и мудрый, то бог его — совсем не добрый. Хотя, возможно, справедливый: никакие явственные пороки по его лицу не читались. Впрочем, что я знаю о местной косметике и возможностях магии?