Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

Слушая их взаимные упреки, такие отвратительные, даже если в чем-то и правдивые, Ника не могла отвести глаз от обручальных колец, сжимавших их безымянные пальцы. Эти золотистые ободки, наивно призванные являться символом нерушимости и вечности союза, были сейчас как сама безысходность. Как безнадежность и растоптанные мечты. Ей вдруг привиделся тот день, когда кольца впервые оказались надетыми на их пальцы. Вряд ли тогда Липатовой и Стародумову могла пригрезиться эта минута. Сколько на планете Земля вот прямо сейчас, в данный момент, швыряющихся оскорблениями людей, еще недавно думавших, что уж их-то любовь – та самая? Борис и Лариса Юрьевна ненавидели друг друга, не замечая, как похожи в жестах, в словах и яростных гримасах, отраженные, проросшие один в другого, как привыкшие сражаться бок о бок солдаты, и Ника чуть не расплакалась от горечи и обиды, на них самих и на весь людской род. Чтобы не слышать их хлесткие слова, призванные уколоть побольнее, она схватила наушники и, отвернувшись, включила первую попавшуюся музыку с липатовского компьютера. Классика, что-то веселенькое и знакомое по рекламе консервированных овощей, но от волнения Ника никак не могла вспомнить автора и название, лишь дурацкую песенку про зеленый горошек и морковку.

Ссора все продолжалась, то затихая, то снова раздуваясь из искры в полномасштабный пожар, так что голоса перекрывали музыку. Когда за спиной что-то грохнуло, Ника подскочила и сорвала с головы наушники.

Липатова и Стародумов склонились над осколками большой вазы-кубка. Ника припоминала этот трофей, привезенный театром с фестиваля в Вильнюсе. Сейчас черно-золотое страшилище из фаянса превратилось в груду битых черепков, но понять, кто именно виноват в содеянном, Ника не смогла. Липатова утомленно обвела кабинет ничего не выражающими глазами.

– Ларисик… – Стародумов коснулся локтя жены.

– У тебя и правда никого, кроме меня, за эти годы не было? Кроме этой, которая сейчас? – Липатова обескураженно покачала головой, и из ее горла вырвался звук, отдаленно напоминающий хихиканье.

– Обезьянка, иди ко мне. – Он притянул женщину к себе и опасливо, как змеиного клобука, коснулся ее эбеново-черных волос. Ника пожалела, что сняла наушники слишком рано.

Явление одиннадцатое

Работа с деталью

Она доучила даже те реплики, что забывала раньше. Вот уже неделя, как три хореографических номера ее постановки заполнили лакуны в канве спектакля, и теперь присутствие Ники на репетициях стало обязательным. В это время в кассе ее заменяла Дашка, чрезвычайно гордая возложенными на нее обязанностями. За нее Ника была спокойна – но не за всех остальных. От нехорошего предчувствия крутило в коленях.

Сцена преобразилась. Не имея возможности втиснуть в сравнительно небольшое пространство поворотный круг, Липатова и Кирилл продумали сложный механизм смены декораций с тросами, закрепленными на колосниках, и множеством фурок[11], которые можно легко выкатить во время действия из боковых карманов за кулисами. Сверху опускалась часть городской стены, и анфилада покоев царского дворца, и высокие двустворчатые двери, ворота Войны, – фанера, гипс и армированное папье-маше. Реквизитор Саша корпел над ними много часов, и теперь они казались настоящими, тяжеленными, покрытыми серебряными пластинами с узорчатой резьбой, тонкой и замысловатой, блеск которой невольно рождал в голове Ники смутную память о драгоценных камнях, – и каких-то других дверях, виденных ею раньше. До финала спектакля никто из зрителей не должен подозревать, что изнанка этих дверей выкрашена в алый, дикий цвет воспаленного зева. Но Ника знала, и эта мысль шурупом ввинчивалась в висок. Даже расписанный задник, открывающий вид на Троянскую гавань, тонущую в жарком белом мареве средиземноморского лета, не мог обмануть ее чувств.