Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

Уже издали он услышал перестук копыт и оживленные голоса, а подойдя к ограде, с изумлением обнаружил, что по кругу во весь опор несется его любимый жеребец Галла, с незнакомым всадником на спине. Неслыханная дерзость – такое невозможно было даже вообразить! Хосейн остолбенел, изобретая в приливе ярости наказание наглецу. Да кто же это? Галла приближался, и сузившиеся как у рыси глаза Хосейна впились в лицо наездника, азартное и разгоряченное. Аллах, великий Аллах! В чертах юноши, в посадке его ладного крепкого тела Хосейн узнавал самого себя. Он жестом велел Зухрие приблизиться и стоял молча с выражением восхищение и гордость.

Парень притормозил коня и, скинув на ходу головной платок и тоб, стал проделывать номера, считавшиеся высшим искусством наездника, демонстрируемым мастерами на празднествах и соревнованиях. Бронзовое легкое тело без страха и устали взлетало над седлом, глаза сияли отвагой и радостью.

– Это мой сын, – сказал Хосейн Зухрие. И вместо обидного "Да, мой господин," она ответила по-английски: – Поздравляю! Ты просто везунчик, Хосейн. Вряд ли у меня получилось бы что-нибудь лучшее, причем в столь короткий срок!

…Потом только и разговору было об этом случае. Рассказывали свидетели – прислуга и Амир, приведший своего подопечного на экскурсию в конюшню. Сначала парень ходил смирно, оглядывая лошадей, восхищался. А потом попросил вывести самого лучшего скакуна и примерить седло. Вернее, не попросил – приказал! Седло внимательно рассмотрел, и вдруг, подхватив уздцы, взлетел в стремена… никто не успел сообразить, что произошло…

– Дальше, ваше высочество сами все видели. Это не случайность и не колдовство: юноша делал в седле то, что умеете делать только вы… – Амир замялся, явно чего-то не договаривая. Хосейн потребовал:

– Рассказывай все до конца. Мне должна быть известна каждая мелочь.

– Я не берусь толковать некоторые высказывания мальчика, но… Там, на ипподроме он уверял всех нас, что стал наездником благодаря отцу. "Отец научил меня всем этим номерам" – сказал он. – Отец? – глаза Хосейна сверкнули огнем, но через мгновение его губы искривила горькая усмешка.

– Ты хочешь, Амир, убедить меня в том, что упоминая отца, Бейлим имел в виду некий голос предков, научивший его обращению со скакуном? Увы, следует больше доверять реальной информации, нежели своим желаниям. Насколько мне известно, он до сих пор считает своим отцом господина Козловского, который был отличным наездником. Ведь ты пока не сообщил мальчику о том, что…

– Конечно, нет, ваше превосходительство. Я не считаю себя вправе предпринимать какие-либо шаги без вашего ведома. И теперь жду распоряжений на завтрашний день, – Амир почтенно склонился, показывая позой ответственность ожидаемых приказаний. Хосейн долго молчал, повернувшись к окну, в котором восходило в сиреневой дымке утреннее солнце.

– Я всю благодарю Аллаха за поданный мне знак… Сейчас я могу признаться, что лишь на ипподроме узнал в наезднике, пришпорившем строптивого Галла, своего сына. И я готов, абсолютно готов идти до конца. Хосейн повернулся к Амиру и передал ему свиток бумаг. – Здесь все необходимые указания для осуществления Чуда. Надеюсь, вы справитесь и не допустите ошибку. Амир понял по голосу своего господина, что "ошибка" в данном случае для всех участников завтрашнего действа будет приравниваться к государственному преступлению. Он уже выходил из кабинета Хосейна, когда услышал тихий вопрос: – Кого из близких мальчик вспоминает чаще всего?