Поцелуй небес - Людмила Бояджиева, Ольга Арсеньева

– Гупости, Тони растет до сих пор. Ей регулярно замерявшей рост: уже 173 см., – заметил с балюстрады второго этажа Артур. – Наша "больная" в полном порядке. Сейчас мадмуазель облачится в свой вечерний туалет и предстанет перед вашими очами… Но вначале, конечно, ванна, беседы с матушкой и бабушкой… Ох, непросто быть воспитанной девицей. Жан-Поль не слушал: в висках стучала кровь, пульсирующая мощными, ликующими толчками: "Тони здесь! Черта с два он заболеет в такой вечер!"

10

…Алиса тревожно смотрела на посеревшее лицо дочери. Как она боялась этих загадочных недомоганий, аж колени подкашивались. А молящий взгляд все время обращался к Йохим.

– Алиса, оставь меня на пару минут с Тони, – попросил он и, выпроводив мать, устроил девушке подробнейший допрос, в результате которого из дебрей невнятных симптомов, неожиданно выступила совершенно стройная версия. Йохим с облегчением вздохнул. Ничего особенного. Не то. Не самое страшное. Девушка просто-напросто беременна. Он даже удивился, насколько нелепыми были первые мысли при взгляде на эту фантастическую красавицу, так чудесно повторяющую юную Алису. "Молодец, Пигмалион, отличная работа! Лучшее твое, творение… Неповторима!" – ликовало тщеславие профессора… "Это же твоя родная дочь, твоя дочь, болван! – спорил с ним голос отца. Твоя девочка готовится стать матерью! а следовательно, ты сам будешь дедом!"…Но где же радостное потрясение, страх и восторг? Нету, увы, нету. Господи, какая нелепость…

– Отдохни, девочка. Я не могу сказать точно, надо сделать простейший анализ, но мне кажется, диагноз вполне обнадеживает – ты, возможно, беременна, – Йохим попытался улыбнуться, но не вышло. А вся речь прозвучала как признание врача, обнаружившего у больного СПИД. И точно такая реакция отразилась на лице больной: она изумленно открыла рот, хватая воздух и еле-еле вымолвила: "н-не-может быть…" Йохим позвал к Антонии ожидавшую у двери Алису:

– Ничего серьезного. Она тебе сама все расскажет. С моей стороны все чисто. Здесь совсем другое. Он вышел на террасу, где когда-то июньской ночью под звездным небом мечтала о будущем вся компания… Сейчас здесь было темно, сыро и лишь на каменные плиты ложились квадраты цветного света из гостиной, где Мэри пробовала зажигать гирлянду праздничных лампочек, привезенную ею в подарок Крису: лампочки, управляемые маленьким автоматом, мерцали то вместе, то поочередно, образуя миниатюрное северное сияние. Ветер пах морем и навсегда ушедшей тревогой дерзаний. Угрожающее рокотание волн внизу и накрапывание дождя не вызывал смутного желания ринуться в бурю, наперекор стихии и собственному страху. Тянуло в теплую полудрему и тихое одиночество. Как же случилось, что все ушло? Жизнь проскочила мимо счастья и радости, как скорый поезд минует маленькие, затерянные в полях и лесах, полустанки. Сейчас Йохиму казалось, что он и не жил вовсе, а перешагнув через последние два десятилетия, превратился из полного дерзновенных идей хирурга в немощного, равнодушного ко всему на свете старца. "Выхожу один я на дорогу, под луной кремнистый путь блестит…" Значит, вот оно о чем…" В углу кто-то деликатно кашлянул. Йохим оглянулся – в тени, прижавшись к колонне, стояла Виктория.

– Я давно не выходила на воздух, доктор. Сегодня первый день отменен постельный режим, – она подошла и робко заглянула ему в лицо. – Без шляпы вы выглядите не так строго.

– Кажется, вас тоже не очень тянет в компанию… А как головные боли? – Йохим вспомнил о просьбе Остина присмотреться к девушке.

– Спасибо, теперь бывают все реже и реже, только когда сильно нервничаю. Но сегодня особенный день – сегодня у меня голова идет кругом от радости… Это тоже, наверно, стресс. Вы помните моего брата, Максима? То есть мы не родные… но…

– Конечно помню. Еще бы… – вздохнул Йохим, подумав, что этот "брат" стоил жизни его жене. А теперь является угрозой и для сестры.