Мы странно встретились - Анастасия Дробина (2008)

— Справиться-то справлюсь… — Васька еще хмурился. — А что, ежели не доберемся мы до этих денег? Где они лежать будут, знаешь? Ведь середь ночи кабинет громить — дело долгое, и шуму будет много. Надо чтобы наверняка, чтоб войти, взять, сховать — и ноги в руки, а так только погорим по-глупому, и боле ничего.

— Я узнаю, — твердым голосом пообещала Катерина, хотя ни малейшего соображения по поводу того, как попасть в кабинет начальницы приюта, у нее не было. Она была там лишь однажды, когда ее только привезли в приют и привели показать госпоже Танеевой. «Ничего. До Рождества еще полторы недели. Придумаю что-нибудь».

— За наводку-то что хочешь? — неожиданно повеселев, спросил Васька. Не отвечая на его улыбку, Катерина сказала:

— Половину. И уехать поможешь.

— Не много тебе половину? — закатился хохотом Васька. Катерина, не ответив, повернулась и пошла прочь. Васька догнал ее уже на аллее, схватил за плечи:

— Куда? Вот ведь зола печная! Чуть дохни — вспыхивает! Да будет, будет тебе половина! И я в придачу! Берешь али мало?

— А товар хорош? — хмыкнула Катерина. Васька потянул ее на себя, неловко обнял, запрокинув ей голову, и Катерина увидела серое зимнее небо. Снежинки летели ей в глаза, и она опустила ресницы. Пусть… Не плохо же. И не больно.

— Ну, хватит… Будет. — Чуть погодя она оттолкнула Ваську и вытерла рот. — Уймись и слушай меня…

— Да как же тут уняться-то… — пробормотал он, ероша ладонью волосы и забыв о шапке, упавшей в глубокий снег. — Ох ты ж какая… Сладкая…

— Угомонись! — рассердилась Катерина. — Слушай! Я, наверное, неделю сюда не приду, ты тоже не приходи. А потом — каждый день здесь сиди и жди! Если приду — все получится. И где деньги держат, я узнаю. А если нет — значит, все пустое. Понятно?

— Чего не понять…

— Так ступай. — Она нагнулась за Васькиной шапкой, отряхнула ее, подала хозяину. Тот скомкал ее в ладони, и от взгляда желтых глаз Катерине снова стало не по себе. Ей не хотелось, чтобы Васька заметил ее смятение. Губы еще ныли от непривычного поцелуя, и решить, понравилось ей это или нет, Катерина пока не могла.

— Ступай, — сухо повторила она и, не дожидаясь Васькиного исчезновения, сама быстрым шагом пошла по аллее. Васька стоял в сугробе и смотрел ей вслед. Затем усмехнулся, вернулся к забору и привычно вскарабкался на него.

Было уже довольно поздно, прогулка вот-вот должна была подойти к концу, и Катерина побежала. И — со всего размаху столкнулась на повороте аллеи с Таней Сенчиной. Та, не удержавшись, упала в снег, возмущенно завопила:

— Куда летишь, шалая?

— Не твое дело, — на бегу бросила Катерина. И застыла, услышав за спиной тонкое, ехидное:

— Что, сладенько на морозе с кавалером лизаться?!

Медленно-медленно Катерина повернулась. Поднимающаяся из сугроба Сенчина, забыв о сбившемся на спину платке, смотрела на нее с нескрываемым злорадством. Катерина тут же все поняла: и то, что проклятая Танька выследила их с Васькой, и что не замедлит сообщить об этом воспитательнице, и что теперь ее в лучшем случае не будут больше выпускать на прогулки, и что все теперь пропало… И тут что-то бешеное, быстрое застучало в голове, и стало холодно вискам, и почему-то совсем не страшно. Глубоко вздохнув, Катерина спросила:

— Что, уже и ябедничать бегала, змея?

— Сбегаю, не опоздаю, не беспокойся! — с торжеством выкрикнула Сенчина. Она хотела было сказать что-то еще, но тут же поняла, что уже снова лежит на снегу, что голова ее — в сугробе, что над ней нагнулась сумасшедшая цыганка Грешнева с черным от ярости лицом и что спасение ее теперь — только в крике. И Сенчина закричала.

Вскоре на главной аллее послышался топот бегущих ног и взволнованные восклицания. Услышав их, Катерина вскочила на ноги, нагнулась к стонущей Сенчиной, которая кулаком размазывала по щеке кровь из расквашенного носа, и тихо, очень спокойно сказала: