Разоблаченная - Джасинда Уайлдер

‒ Скажи, что я не прав, Изабель. ‒ Он касается моего подбородка, и мне приходится посмотреть на него. Его глаза цвета индиго ‒ самое мучительное из того, что я когда-либо видела. Я верю, когда он говорит, что это самое трудное из того, что он когда-либо делал. Я вижу боль в его глазах. ‒ Секс значит что-то, дорогая. Должен значить. Люди делают вид, что это не так, притворяются, будто они могут трахнуть тысячу разных людей, и ничто из этого никогда ничего не значит, что они просто делают все, чтобы чувствовать себя хорошо. Но если ты обнаружишь, что этот человек резонирует с музыкой твоей души, когда ты обнаружишь, что это тот, само присутствие которого занимает все место в твоем сердце и заставляет душу петь, а тело чувствовать себя более живым, красивым и любимым, чем ты когда-либо чувствовала, понимаешь, что секс действительно что-то значит. Я виновен в его обесценивании, как и все остальные. Но я знаю еще кое-что. Если бы секс был бессмысленным, если бы это были просто гормоны, жидкости, феромоны и несколько минут удовольствия, то не было бы больно, когда тебе изменили. Но это причиняет боль, потому что это что-то значит. Когда Линн изменила мне, это сломало что-то внутри меня. Я пытался с Билли, но чем дольше все продолжалось, тем больше я осознавал, что закрывался, и что я никогда не вкладывался в нее или в саму идею нас. Это был случайный секс, просто с одним человеком в течение длительного периода времени, но он все еще был пустым, бессмысленным и ничего не заполнял во мне, не резонировал. Я думал, что мы с Линн нашли отклик друг в друге, а она доказала, что я ошибался.

‒ Мы резонируем, Логан. – В конце мой голос ломается.

‒ Я знаю, что это так. Настолько сильно, что это превращает в шутку то, что я чувствовал с Линн. Но сейчас мне известно, насколько сильно. Я знаю, как сильно это разрушит меня, когда... если что-то пойдет не так.

‒ Поэтому ты не доверяешь мне.

‒ Изабель, все не так просто. Это ненормальная ситуация.

‒ Я даже не знаю, что сказать. ‒ Мне больно. Я зла. А также я прекрасно понимаю, как он сейчас прав. И это делает меня более злой. ‒ Мне нужна минута.

Я соскальзываю с кровати, с болью понимая, что я голая, он голый, и я чувствую отзвуки его прикосновений к моей коже. Я не могу не смотреть на него, когда нахожу футболку, которую он оставил для меня. Он все еще твердый, толстый, жесткий, мучительно прямой, контур его стержня заметен через простыню. Вместо того, чтоб тянуться к нему, как хочет большая часть меня, я натягиваю футболку. Я почти стону от скольжения нежной ткани по моей коже, от запаха Логана на хлопке.

‒ Я не ухожу, ‒ говорю я ему. ‒ Я иду на твой задний двор. Я просто... мне нужно время.

‒ Все, что тебе нужно.

‒ Мне нужен ты, Логан, ‒ говорю я, прежде чем будет шанс обдумать получше.

Он откидывает голову на спинку кровати.

‒ Иисус, Изабель. ‒ Улыбка. ‒ Ты хорошо выглядишь в моей футболке.

‒ Что?

Он трясет головой.

‒ Ничего. Это строчки из кантри-песни.

Он прошелся по мне глазами. У меня затвердели соски, упираясь в ткань. Подол доходит до середины бедра, и, когда я поднимаю расческу, чтобы убрать волосы с глаз и сделать хвостик, поднимается край, обнажая мой бутон.

‒ Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, Изабель.

Он ловит меня взглядом. Привлекает. Приближается. Я снова оказываюсь с ним на кровати, каким-то образом футболка исчезает, отброшенная. Тяну простынь прочь. Добираюсь до него.

‒ Разреши помочь тебе, Логан. Я хочу сделать тебе приятно.

Он сопротивляется, хватает меня за запястье, чтобы остановить.

‒ Постепенно он успокоится, Изабель.

У меня кружится голова от необходимости.