Два плюс один - Елена Неиванова

— Ну уж не скажи, ты хотя бы знаешь, что можешь, а я что только не делаю с мужем, ничего. Вот надежда на врачей теперь.

— Не волнуйся, все сейчас лечится, — достала питьевой йогурт и булочку в прозрачной упаковке.

— Все да не все, девочки..

Голос прозвучал протяжно, устало, но в тоже время с нотками доброты. Переглянувшись, девушки, выжидательно посмотрели на женщину. Она вздохнула, скрестив кисти рук на острых коленях.

— Тоже долго дети не получались. И вот семь лет назад родила дочку — Наташеньку. Как увидела ее — весь мир перевернулся. Глазищи голубые, как небо мартовское. Кормила, как положено, нарадоваться не могли, она у нас ангельская вышла. Мужу в командировку, а у меня — мастит. Пошла к врачу, оказалось, и не он вовсе. Врачи говорили, все лечится сейчас, справитесь, молодая ещё. От груди отучила за три дня, слезами ее умывала перед операцией. Справились. Вылечились. Каждый день жила мыслями о том, как же я счастлива. В июне вот — матка. Наташка в сентябре идёт в первый класс, не знаю, смогу ли восстановиться, как ей все объяснить теперь, ведь все понимает, большая. Я уезжала, а она мне рисунок нарисовала, первое сентября, говорит, ты мне составишь вот такой — самый красивый букет, — не смогла договорить и отвернулась.

В палате стояла гробовая тишина и даже назойливая черная муха затихла на раковине. Ксюша смотрела в одну точку, не отрываясь. К горлу подступил сухой огромный ком, который перекрыл возможность дышать. Казалось каждое слово, ни одного лишнего, ни одной буквы — все проникло прямо сердце, как разрывная пуля — в мелкое крошево. Разжав пальцы, положила продукты рядом, на байковое одеяло в синюю клетку. Соседка напротив тоже пребывала в растерянности.

— Не говорите, ничего, девочки, вы уж простите, тяжко так, что хоть волком вой, а поделится надо. Живите и радуйтесь, молоденькие ещё, здоровые, все у вас будет и детки и счастье, и я тоже повоюю ещё, слава Богу есть ради кого, — сказала и сцепила челюсти до боли.

Ксюша ничего не смогла сказать, лишь только взглянула на женщину глазами, полными подступающих слез. Извинившись, вышла в коридор. И только там, за дверью, смогла сделать вздох. Показалось, чужая боль схватилась за ногу и повисла на ней тяжёлой гирей. Не сдвинулась с места. Так и стояла, как приклеенная. А перед глазами возник разноцветный букет, наспех нарисованный карандашами.

— Макарова, спуститесь на лифте, вам лекарства принесли, — послышалось из — за стола "дежурного".

Словно не расслышав, Ксюша стояла, не шелохнувшись.

— Макарова, ещё десять минут и вы не сможете выйти! — ! — строгим эхом огласило коридор.

— Иду, — тихо произнесла девушка и энергичными движениями растерла щеки ладонями.

***

Сжимая ключи в крепкой ладони за спиной, Макар внимательно посмотрел на освещенный вход. Казалось, выполнил все, и даже больше, но на душе не возникло ожидаемого спокойствия. Обычно привык доводить дела до конца, и ощущать львиную долю удовлетворения. Может от того и специализацию выбрал такую. Несколько лет работал в " травме " и привык действовать быстро и эффективно, а потом видеть счастливые лица родителей и облегчение маленьких пациентов. Сейчас же. сделал все, что мог, почти по протоколу, как профессиональному, так и человеческому. И вот последний шаг. Вернуть ключи и уехать к черту из этого города, который подарил столько неприятных эмоций за последнее время. Но с каждым шагом вперёд, натягивалась невидимая нить, задевающая область, где — то за грудиной. Холодок незавершенности проник под ребра. Точно, это он. То, чего Макар не любил больше всего. Сейчас понял и стиснул челюсть. "Мать. Здесь остаётся одна, а я даже не заехал, как обещал. И с Катькой ничего не понятно". Сунул ключи в задний карман. Задумался.

— Макар, сколько я тебе должна? — привычный колокольчик сломался, стал глухим и скрипучим. Несколько секунд медленно взмахнул ресницами и вернулся в реальность.

— Что?